На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

Однако ни в Антологию, ни в другие издания этот текст, хранящийся в архиве Кузьминского, как и сама рецензия Иваска, не вошли. Опубликовал Кузьминский несколько позже только упомянутую резюмирующую часть рецензии (в которой содержались неприемлемые для него требования) в характерной для него монтажной сцепке: в томе 5А он открывает подборку стихотворений ленинградского поэта и художника Ю. П. Сорокина текстом рекомендательной записки сотрудника Русской службы ВВС и активного участника неофициальной жизни Ленинграда 1960-х годов Е. М. Славинского: «О качестве стихов не имею понятия, потому что и самого оригинального из этой школы – Хвоста – понимаю с трудом» [АГЛ 5А: 523]. К этому Кузьминский от руки приписывает свой комментарий: «Ефим Славинский, друг Бродского и Хвоста. Поэтому (см. – “понимаю с трудом”), вероятно, проф. Иваск (к счастью, уже покойный) и рекомендует его» [Там же]. Данным монтажом Кузьминский дает понять: настоятельная рекомендация Иваска в его рецензии «усилить» редакцию Антологии за счет «Ефима Славинского (Би-Би-Си, Лондон), который достаточно осведомлен о новейшей русской поэзии и достаточно объективен», есть не только попытка смены концепции издания, но и «усиления» ее за счет человека, который «понимает с трудом» тех авторов, которые в антологию включены, а следовательно – едва ли достаточно компетентного для редакторской работы. Иначе говоря, объектом полемики для Кузьминского является не Славинский, рекомендующий поэта, о качестве стихов которого сам же отказывается судить (возможно, впрочем, остерегаясь резкой их оценки со стороны своего адресата)[500]

.

Кузьминский «через голову» Славинского возвращается к полемике с Иваском и в качестве оснований своего противника приводит только те, что перечислены в резюмирующей части к рецензии (плюс выявляет предполагаемую тайную подоплеку критики: стремление влиять на содержание и состав будущих томов антологии через своих «доверенных лиц» – Славинского, а также упомянутого в том же заключении филолога и дипломата, в то время аспиранта Техасского университета в Остине И. Д. Левина). Однако то, что рецензия не была опубликована (ее вхождение в состав Антологии при жизни Иваска могло бы вызвать правовой конфликт между ним и издателем и поставило бы под вопрос выход тома; умер же Иваск в один год с выходом последних выпусков Антологии), не позволяет ее читателю до конца прояснить суть как эстетических, так и эдиционных разногласий между Иваском и Кузьминским. На них, помимо прочего, указывает разве что приведенная в томе 5А приписка Иваска к своей рецензии:

О себе. По отношению почти ко всем участникам антологии Лагуны я принадлежу к поколению отцов. Но это не значит, что я неспособен их понять. Несколько лет тому назад я многими из них увлекался. Позднее – разочаровался. Но продолжаю высоко ценить Бобышева, Бродского, а также – стихи обновленной простоты, написанные очень разными поэтами и представленные в Антологии.

[Там же: 523]

В самой этой приписке видно, что у Иваска есть свои предпочтения в современной поэзии, которые, очевидно, не нашли своего достаточного отражения в антологии Кузьминского. Так, категория «простоты» – одна из ключевых в эстетике Иваска как критика: он обнаруживал ее в творчестве Ю. К. Терапиано, поэтов «парижской ноты» (прежде всего Г. В. Адамовича)[501] – и вновь предпочитает находить в новом поколении поэтов, возможно, находясь под влиянием поздней пастернаковской концепции «неслыханной простоты». Имея за спиной опыт составления собственной авторской антологии, Иваск кладет его, как и собственные представления о критериях жанра, в основу своей критической рецензии, не отметая вовсе сделанное Кузьминским, но предлагая конкретные ходы по «улучшению» Антологии.