На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

Кроме того, субъективность составителя преломляется в коллажности

структуры Антологии: сама тематическая специализация томов далека от последовательности. Исключением можно назвать разве что второй том «сугубо петербургской поэзии» и третий том – «региональный»; и то упомянутая «сугубость» предполагает определенный отбор среди уже самой «петербургской поэзии» по принципу ее идентичности, «петербургское™» (по которому и планировалось первоначальное включение в него стихотворений Бродского и Бобышева), а третий том покрывает далеко не все региональные центры поэзии, возможно, не только по причине недоступности многих материалов (этот вопрос требует своего прояснения и большой архивной работы: насколько всё из того, что у Кузьминского было на руках, включалось им в Антологию). Тот же принцип коллажности торжествует и в том, как распределяются те или иные авторы по направлениям и группам, когда одни поэты идут особняком, другие помещаются в конкретные «школы» («филологическая школа», «геологическая школа» – по месту учебы, «барачная школа» – по локализации, «формальная школа» – в полной мере «по формальным признакам»; по месту общей публикации – «Поэты “Синтаксиса”» и т. п.). Безусловно, такая типологизация далека от научной (хотя обозначение «филологическая школа» вошло в обиход и стало общепринятым), что для составителя Антологии опять же принципиально: его антиакадемизм,

видимо, коренится в футуристическом неприятии «тайных пороков академиков» с их известным «объективизмом», деконструируемым Кузьминским. Кстати, и само название Антологии, о котором саркастически отзывается Бобышев («Банальность такого названия для Кузьминского, относившего себя к неофутуристам, должна казаться позорным словосочетанием» [Бобышев 2019]) тоже выдержана вполне в футуристическом духе – под «галантерейным» названием (вроде «Помады» А. Е. Крученых) спрятано довольно вызывающее содержание.

Субъективизм составителя преломляется и в высоком удельном весе паратекетуалъности —

рамочных текстов: разного рода предуведомлений, комментариев, иллюстраций и т. п. Читатель почти никогда не остается один на один с произведениями вошедших в издание авторов, постоянно ощущая присутствие составителя, его вмешательство в процесс репрезентации чужих текстов. Далеко не всегда вводные или сопроводительные тексты принадлежат перу самого Кузьминского, но и в случае, когда он берет статьи Э. В. Лимонова, Л. В. Лосева или др., за этим стоит выбор составителя, который подчас оставляет на полях этих текстов собственные комментарии.

Важна оговорка самого Кузьминского: «В антологии этой – изрядно имен безымянных. Но они – ГОВОРЯТ. Говорят – от меня – за себя. И за всех. За эпоху. Это вроде “ГУЛАГА”, где авторский голос – явился цементом лишь возгласов многих» [АГЛ 2А: 97]. Сравнение с «Архипелагом ГУЛАГ» А. И. Солженицына подчеркивает недостаточность определения роли Кузьминского лишь как составителя или даже комментатора собранных им материалов. Автор Антологии, как и автор «Архипелага», одновременно представлен и «диегетически» – своим опытом «внутри» мира своего произведения, и «экзегетически» – в роли его организатора, синтезирующего собственный голос в полифонии других звучащих голосов, но оставляющего за собой «завершающее слово» [Бахтин 2003: 98]. Не только «собиратель» и «архивист», но и свидетель, очевидец и участник – вот еще несколько модусов авторской субъектности Кузьминского в Антологии.

Включает Кузьминский в свою Антологию и собственные произведения – выделяя их в отдельный «монографический» раздел «экспериментального» первого «полутома» второго тома, и одновременно растворяя свои или созданные при собственном участии стихотворные опусы в текстах нарративных[508]. Напомним, что Иваск принципиально не включил в антологию собственные творения, ограничив себя ролью составителя и автора предисловия, хотя и мог бы претендовать на определенное место в поэзии русской эмиграции. Кузьминскому важно подчеркивать, что он прежде всего – поэт, который говорит о других поэтах изнутри своего цеха, что легитимирует субъективную резкость, пристрастность его оценок. Важным нам представляется и замечание Д. М. Давыдова в его рецензии на переиздание первого тома Антологии в России в 2006 году: