На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

Известно, что в XX веке античный жанр «антологий» приобрел максимально широкое толкование: под ним стало пониматься сделанное одним или несколькими составителями собрание произведений различных авторов, объединенных по какому-либо принципу – хронологическому, жанровому, тематическому и пр. С этой точки зрения книга, составленная Иваском, по-своему Образцова. К примеру, некруглое «число» цифр статистики этого издания (то, что в нее включено 393 стихотворения 88 авторов – 61 поэта и 27 поэтесс), скорее всего, свидетельствует о том, что составитель руководствовался не стремлением вписаться в заранее определенную рамку (скажем, «100 поэтов Зарубежья»[502]), но исходил из того, что, по его мнению, особенно достойно внимания читателя. В основу антологии положено сразу несколько принципов отбора, кратко очерченных в предисловии самим Иваском. Первый из них – тематический: предпочтение отдается «лирике» перед стихотворной «публицистикой» (то есть, по-видимому, исповедальности перед политической ангажированностью), а также трем ведущим, с точки зрения составителя, темам эмигрантской поэзии: теме Родины, Чужбины (она же – «Россия и Запад») и Одиночества (уединения). Структурно антология Иваска поделена на четыре части, следуя принципу не только территориальной, но и поколенческой принадлежности:

1. «Старшие поэты» (13 поэтов, получивших признание еще до революции).

2. «Парижские поэты» (тут есть и поэты старшего поколения, и те, кто сложился как поэт в специфической среде парижской эмиграции, – общим числом 37).

3. «С разных концов» (23 поэта других центров русского рассеяния).

4. «Новые голоса» (15 поэтов «второй», военной и послевоенной волны русской эмиграции).

Заметно стремление составителя представить как можно больше разных авторов (пояснение Иваска «О духе любого искусства нельзя судить по единицам. Искусство создается многими (хотя, конечно, и не “коллективом”)» [Иваск 1953: 8] близко принципам Кузьминского). При этом явны предпочтения составителя: пусть он и оговаривает, что «целый ряд поэтов придется, за отсутствием места, не представлять вовсе или представить недостаточно полно» [Там же], тем не менее 24 поэта даны в антологии всего 1–2 своими стихотворениями, тогда как 7 поэтов (единственное число, заставляющее подозревать некоторую символичность) – 10 и более, и сам их перечень показателен: В. Ф. Ходасевич (13), М. И. Цветаева (12), Г. В. Иванов (15), А. П. Ладинский (10), Б. Ю. Поплавский (10), А. С. Штейгер (12), Д. И. Кленовский (11). Таким образом, складывается нечто вроде «канона» Русского Зарубежья, в котором лишь Кленовский принадлежит ко «второй волне» (хотя поколенчески – а он родился в 1893 году – вполне мог бы принадлежать и первой); все остальные – поэты, так или иначе связанные с Парижем (включая двух отнесенных Иваском к первой группе – «старшему поколению» – Ходасевича и Цветаеву).

В свете собственных составительских принципов Иваска становятся понятнее его замечания, предъявленные Кузьминскому: по-видимому, отдавая предпочтения неоакмеистической линии отечественной поэзии и делая оговорку для «обновленной простоты» якобы «преодолевших авангард» С. Я. Кропивницкого, Г. В. Сапгира, И. С. Холина, Л. Г. Ентина и др., Иваск небезосновательно видит в Кузьминском и в отобранных им авторах преимущественно наследников авангардистской линии отечественной поэзии – русского футуризма и ОБЭРИУ. Это, по мнению критика, противоречит принципу репрезентативности такого рода антологий по отношению ко всей совокупности неофициальной поэзии на русском языке, так как слишком выпячивает индивидуальные предпочтения составителя; это отчасти можно было бы компенсировать вхождением в редакцию стоящих на иных эстетически позициях членов и согласованием их позиций (неслучайно замечание Иваска в рецензии о том, что «соредактор Г. Ковалев, по-видимому, не принимал деятельного участия в этом сборнике»).

Очевидно, что принципы Кузьминского-«антологиста» были почти противоположны критериям Иваска и вряд ли могли бы быть им приняты, так как расходились с представлениями критика о самом жанре поэтической антологии, ее назначении и прагматике. Если задача антологии «На Западе», по словам составителя, – просветительская: «…просто ознакомить читателя с зарубежными поэтами» [Иваск 1953: 5], и он адресует издание широкой категории «читателей», то адресация Антологии Кузьминского куда более проблематична. Так, автор «академического» предисловия к этому принципиально «антиакадемическо-му» изданию Джон Боулт осторожно отмечает: