Я родился 12 октября 1944 года в Ленинграде, в семье пожарных. Скоро мать и отец развелись, и я рос без отца. Семья наша была верующая: и меня, и младшую сестру мою, Галину, крестили. <…>
В 1963 году я поступил в музыкальное училище им. Мусорского по классу вокала. Занимался я у заслуженного артиста РСФСР В. Морозова. Впоследствии пел в хоре радио и телевидения у Григория Сандлера.
В 1966 году я ушел из хора и стал писать стихи сознательно. Первая публикация была в альманахе «Молодой Ленинград» за 1970 год. <…>
В 1967 г. познакомился с И. А. Бродским и его кругом поэтов. Печатался мало, и в основном в Ленинграде. С 1974 г. стал печататься в самиздате и чуть позднее в тамиздате. <…> Первая книга («Стихи») вышла в издательстве «Беседа» в Париже в 1989 г. Первая книга на родине вышла в 1990 г. и называлась «Пылающая купина»…[539]
[Охапкин: 2011: 322]С 1960 года он занимался в литобъединении «Голос юности», сначала у Дара, потом у А. М. Емельянова; в 1969-м поступил в ЛИТО при Ленинградском отделении Союза писателей к Г. С. Семенову.
По словам Охапкина, он познакомился с Кузьминским в 1970 году через Эрля, с которым был дружен по кафе на Малой Садовой [Охапкин 2009: 140][540]
. Этим же годом датировано посвященное Кузьминскому стихотворение Охапкина «К другу моему» («Куда мне притулиться с собачьим умом?..»), затем вошедшее в составе подборки из 20 стихотворений в машинописную антологию Кузьминского «Живое зеркало (второй этап ленинградской поэзии)» (1974)[541]. Этой же подборкой с сохранением посвящений, эпиграфов и порядка следования произведений начинается представляющий Охапкина раздел в томе 4Б Антологии[542]. Попутно заметим, что для Охапкина участие в «Живом зеркале» стало, по всей видимости, первым самиздатским опытом; в истории же их творческих взаимоотношений с Кузьминским – первой публикацией под одной обложкой.Охапкин не раз бывал у Кузьминского «в комнате на бульваре Профсоюзов (ныне Конногвардейский), в проходном дворе, который выходил на Красную улицу (Галерную нынче), на верхнем этаже…» [Там же][543]
. Через Кузьминского состоялись многие знакомства Охапкина, в том числе с Т. Г. Гнедич, ее переводческим семинаром и «царскосельским» ЛИТО. В свою очередь, Охапкин представил Кузьминского, увлеченного идеей перевода «Досок судьбы» Вел. Хлебникова «на язык математический», астроному Н. А. Козыреву для возможного в этом сотрудничества [АГЛ 4Б: 465].Охапкин был в числе тех деятелей ленинградской «второй культуры», кто отстаивал творческое право литераторов на публикацию. В 1973 году он подписался под совместным с В. Б. Кривулиным и Ф. Б. Чирсковым письмом в секретариат Правления Ленинградского отделения Союза советских писателей РСФСР, в котором заявлялось о «беспокойств<е> за судьбы творческой молодежи Ленинграда»: «…из нормальной литературной жизни города оказалось изъято целое поколение писателей и поэтов. Произведения этих авторов, не попав на страницы печатных изданий, образовали своего рода “вторую литературную действительность”»[544]
.На заседании рабочей части Секретариата 16 апреля 1974 года, куда пригласили авторов письма[545]
, Охапкин, согласно записям протокола, сказал в том числе следующее: «…нас не печатают и таким образом толкают в литературное подполье»; «Не надо нас толкать в подполье, к уголовной судьбе»; «Мы не претендуем на гениальность, но пожинаем судьбу гениальных поэтов…»[546].Разделяя идею коллективного издания авторов «второй культуры» в официальной печати, Охапкин в 1975 году входил в инициативную группу по переговорам с издательством «Советский писатель» о поэтической антологии «Лепта» (составленной редколлегией: Ю. Н. Вознесенская, К. К. Кузьминский, Б. И. Иванов, В. Б. Кривулин, Е. А. Пазухин при участии Э. М. Шнейдермана и А. С. Морева), представляющей более 30 ленинградских поэтов, «практически ранее не печатавшихся»[547]
. Название сборника («лепта» в значении «приношение», «дар»), согласно комментариям Кузьминского [АГЛ 5Б: 93], было дано по риторическому выражению из письма Охапкина в издательство.