На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

– Вы называете себя секретарем ККК. Насколько мне известно, Вы были больше чем секретарь… Мне казалось, Вы довольно близко дружили.

– Да, чисто человеческие отношения у нас были очень хорошие. Мы любили друг друга. Он всегда называл меня Мишенькой, а я его Костенькой…

У меня и с Эммой были хорошие отношения. Но когда Костя умер, эта связь прервалась. Это была очень необычная по американским меркам семья, с которой я сблизился. Без Мыши Костя не продержался бы и дня, даже на Брайтоне! Она была его опорой. Неверно думать, что он пренебрежительно к ней относился, называя Мышью. В этом не было ничего уничижительного! Он ценил ее и во многом советовался с ней. Говорил, что благодаря ему у нее интересная жизнь, а благодаря ей он сам живет.

Костя, конечно, любил выпивать. Эмма всё время прятала от него бутылки. Когда напивался, был совершенно непрезентабельный человек. Но не как Фромер: Фромер становился страшен, а Кузьминский, наоборот, был еще милее.

Мы всегда были рады друг другу. Конечно же, были и у нас свои подводные камни, но мы преодолели наши разногласия. Сейчас это всё кажется мелочами… Как правило, это всё либо касалось каких-то людишек, либо денежных трений – не у меня с Костей, а с третьими лицами.

– Например?

– Ну, например, на одной выставке, которую он организовал, я купил картину, которая мне очень понравилась. Деньги заплатил, а картину оставил. Она так и исчезла. То есть вроде художница взяла с собой куда-то в Европу показывать, и картина потом потерялась. Короче, не стало картины. Я пытался добыть ее снова, но ничего не получилось. Костя тут ни при чем, это не к нему претензии, а ко мне самому.

– А что это за картина?

– Трудно описать… Как бы женская душа летит в Космос.

– А ситниковскую картину Вы какую купили?

– У него была такая маленькая акварель, где изображалась Европа, уносимая Зевсом-быком. Я попросил Васю сделать мне копию. Вместо этого Ситников сотворил большое полотно, на котором голая Европа лежала на спине, раздвинув ноги, а бык наслаждался, уткнув в нее морду. Эта картина долгое время висела у меня на стене, а потом я отдал ее на сохранение моей тогдашней пассии, поскольку ко мне должны были приехать мои маленькие дочки. А пассия исчезла вместе с картиной[533].

– Какая сторона деятельности Кузьминского кажется Вам более значительной? Борис Докторов считает его стихийным социологом[534], известный нью-йоркский музыкант Юрий Наумов вспоминает Волошина… А Вы?

– Он свои электронные письма подписывал «Батька Махно». Всё это – эпатаж… К сожалению, его собственные стихи, на мой взгляд, не доходили до уровня… как бы так помягче сказать… великой поэзии. Но он очень хорошо чувствовал, ценил <поэзию других> – как говорил Бродский, «как пчела на горячем цветке»[535]. И за это я его очень уважал. И вообще я смотрел на него снизу вверх. Помимо этого, он просто был душевным человеком, всегда готовым помочь.

Еще раз: к его литературной деятельности я относился снисходительно, хотя не показывал, конечно, этого ему. И тем не менее у него было чему поучиться.

– Например?

– Например, как читать между строк, как относиться к поэтам. Он всегда был готов и материально, и душевно поддержать любого нуждающегося. Сколько отщепенцев и горемык и непонятно откуда взявшихся людей прошло через его подвал!

…Короче говоря, удивительный человек был Кузьминский.

– А что самое важное было для Кости в его проектах?

– Мне сейчас трудно сказать… Полагаю, он понимал, что он сам по себе великих стихов не создаст, но по меньшей мере хотел как-то самовыразиться. Он всегда был анархистом и воителем против посредственности. Думаю, что своими издательскими проектами он хотел помочь…

– Помочь в чем?

– Ну, например, в свое время я помог издать ему книгу Щаповой «Это я – Елена», оплатил тираж[536]. Щапову не принимали всерьез, а у него на руках были рукописи. Для Кости оно того стоило, чтобы их издали и они увидели свет, нашли своего читателя. Если есть возможность – почему не издать? Единственное, в чем Костя промахнулся, – он не договорился с Щаповой и не предупредил ее об издании. Щапова была недовольна: она не давала разрешения на свои голые фотографии. Думаю, он хотел ей неожиданный сюрприз сделать. Подарок. Ошибся…

– А чем закончилась эта история?

– Они с Костей как-то разобрались. По-моему, поругались навсегда.

– Вы туда вложились в качестве дружеской поддержки Косте? Или у Вас интерес к книге был?