Мои сомнения рассеял вчера один профессор из университета в Вашингтоне. Он там преподает творчество Ф. М. Достоевского и написал великолепную статью о нем. В этой статье он защищает нашего великого писателя от нападок на него суровой псевдохристианской и антихристианской критики[570]
. Там же он замечательно задушевно выводит христианское миросозерцание Федора Михайловича через традиции Нила Сорского в противовес традиции Иосифа Волоцкого[571] и указывает истинно православное происхождение взглядов Достоевского на мир, называет его провозвестником нового христианства – религии любви и свободы, и даже уподабливает его великим святым отцам нашей церкви, а его литературу святоотеческой письменности. А главное, он подчеркивает в творчестве Достоевского его страстную проповедь Богочеловеческого отношения к жизни и обличение человекобожеского дерзновения гордых мира сего[572].Так вот, этот профессор – Дмитрий Дмитриевич Григорьев. Он – священник, и служил, как это ни удивительно, за праздничной обедней в нашей Лавре на Троицу. Бог привел познакомиться с ним и беседовать целый вечер.
Я сообщил ему о своих сомнениях по поводу моего сочинения и прочел ему это мое сочинение, как на исповеди.
Мне было тем более важно выслушать мнение не только знатока творчества Достоевского, но и священника в высшей степени богословски образованного и глубоко благочестивого. Он с большим волнением слушал, потом посмотрел и саму рукопись, и в результате поздравил меня с духовной победой и с удавшейся поэмой. Вот результат моей внутренней жизни за последнее время[573]
.Полагаю, что статьями Григорьева о религиозном миросозерцании Достоевского навеяны мысли Охапкина о «христианском братстве поэтов», высказанные им в письме к Кузьминскому от 22 ноября 1979 года: «…трагедия наша не социальная, а глубоко экзистенциальная, христианская. Так уж мы задуманы Богом.
Характеризуя воспринятое Нилом Сорским учение исихастов «об универсализме христианства, о вселенской Церкви», Григорьев отмечает его противостояние «зарождавшемуся византийскому гуманизму-эллинизму» [Григорьев 2002: 54]. Аналогичным образом трактует Охапкин суть различий между поколениями ленинградских поэтов:
Ваше и наше поколения были «Оглянись во гневе», а теперь пришло поколение, и за ним намечается еще одно такое, даже более такое, так эти «Оглянись без гнева». Я уже понаблюдал. Видимо, всё идет к обществу потребителей слабых спиртных напитков, к своеобразному «эллинизму» в значении затухания стиля и апокалиптических настроений.