На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

К отдельным советам Охапкина Кузьминский прислушивался, но в своей концепции Антологии был самостоятелен. В предисловиях «От составителя» временные рамки обозначены им условно: «третья четверть века», «последняя четверть века», «последние два десятилетия». Думаю, Кузьминский сознательно уходил от конкретизации датировок, переключая фокус на процесс литературной эволюции. Снимался тем самым вопрос о выборе между синонимичными по смыслу годами начала послесталинского периода («1953» и «1956»[589]) и разделении этого этапа на подпериоды. В предисловии Джона Боулта «Час итогов» рубежными годами Антологии названы 1939 и 1977[590], относящиеся, очевидно, к датировкам опубликованных здесь текстов (например, Е. Л. Кропивницкий «Блеют белые козлы». – 1939, Г. Н. Айги «И: через год». – 26 апреля 1977). Если в периодизации Охапкина учитывается год рождения поэта, то у Кузьминского – время появления поэта на литературной арене.

Образцом для себя Кузьминский назвал «Антологию русской лирики от символизма до наших дней» (1925) И. С. Ежова и Е. И. Шамурина[591], из которой он почерпнул принцип организации материала (хронологический, по литературным направлениям); порядок следования авторов (от литературных школ и объединений – к поэтам вне определенных групп); представление группы не только ее центральными фигурами, но и поэтами, с нею «связанными»:

Первые два тома представляют различные группы конца 50-х – начала 60-х гг. Деление на «школы»

дано чисто условно. Скорее это можно назвать «кругами». <…> Вторые два тома – это поэты конца 60-х – начала 70-х, условно говоря, «молодые», хотя многие из них уже достигли 37-ми. Здесь берется в расчет время появления поэта в литературной среде, возраст второстепенен.

[АГЛ 1: 20]

У Кузьминского определения «школа» и «группа» не противопоставлены друг другу и не подразумевают отсылки к акмеистической или футуристической (соответственно) линиям, хотя этого можно было ожидать в связи с обсуждением значимости этих направлений публикаторами неподцензурной поэзии, например В. Ф. Марковым («…поэзия развивается до сих пор по двум <…> направлениям: одно продолжает традиции акмеизма, другое идет из футуризма» [Марков 1952: 6]). Лён, характеризуя творческий процесс поэтов-нонконформистов, оперирует названиями, связанными с историей акмеизма («Цех Поэтов» и «школа»), но трактует их расширительно: «школа» – в значении следование учителю: «Выбор Учителя и, следовательно, прототипа (образца, эталона) стиха обычно определяет всё творчество Поэта» [Лён 2013: 15–16]; «Цех Поэтов» – «виртуальное объединение “родственных школ”» [Там же: 16–17]. В Антологии У Голубой Лагуны термин «школа» фигурирует в названиях независимо от эстетических приоритетов участников: «Филологическая школа», «Барачная школа», «Геологическая школа», «Формальная школа» [АГЛ 1].

Стоит упомянуть, что в вопросе периодизации литературного XX века Ежов и Шамурин придерживались мнения о несовпадении «хронологических и идеологических границ»: «…как не совпадают вообще хронологические периоды с периодами культуры <…> русская поэзия XX века являет картину закономерно и последовательно развивающейся смены школ, течений и группировок…»[592].

Вместе с тем критерии отбора авторов и источников текстов у Кузьминского существенно отличались (что характеризовало прежде всего саму эпоху): если в антологию 1925 года «из поэтов выбраны лишь те, которые выпустили отдельные сборники своих произведений и в то же время являются, по мнению составителей, более или менее значительными выразителями того или другого течения» [Ежов, Шамурин 1925: V], то составитель Антологии У Голубой Лагуны

утверждал, что при ее подготовке «работа велась на 90 процентов по рукописям» [АГЛ 1: 20], констатируя «отсутствие авторских сборников» у большинства поэтов, включенных в его Антологию.

Термин «бронзовый век» Кузьминский не использует, предпочитая именовать избранный им этап «золотым веком»: «Открывая антологию третьей четверти века, “золотого”, как ему предрекала быть Анна Ахматова…» [Там же: 47].

Слова Ахматовой о «золотом веке», известные в русскоязычной печати по воспоминаниям Г. В. Адамовича[593], а англоязычному читателю – по ее интервью Руфи Зерновой[594], относятся к 1964–1965 годам, периоду ареста и ссылки Бродского, и сказаны, что существенно, в его поддержку. Заметим, что до Антологии Кузьминский уже цитировал это высказывание Ахматовой в «Аполлоне-77»: