Первая часть охватывала период 1910-1917-1932, причем в начале 1930-х годов ЛН усматривает границу как эстетически – стилистическую (торжество социалистического реализма), так и культурно-политическую: «…в этом году, в принципе, наступил перелом-пиздец, и пошла черная эпоха страха и деградации со всеми этими социалистическими реализмами, союзами художников, писателей, композиторов, Сталин-Горький и пр.». В этой части, посвященной признанной классике авангарда, ЛН видел главным образом прелюдию к современности, ее историческую легитимацию. Из общего объема 500–600 страниц на эту первую часть должно было быть выделено примерно 100 страниц лишь с несколькими цветными иллюстрациями. Причин для краткого представления авангарда для ЛН в основном две: «из экономии и для того, чтобы наше время лучше представить, сочнее». В качестве иллюстраций этого раздела ЛН предлагал работы 1920-х годов из своей коллекции – «редчайшие», «страшно интересные» и «неопубликованные» (письмо № 5).
По мысли ККК, всего цветных репродукций предполагалось 10 («стоимость одной цветной – 300 долларов». – Письмо № 4) – из них три П. Н. Филонова, В. В. Стерлигова, И. Г. Чашника, 1–2 кинетиста на выбор ЛН (по-видимому, для наглядности преемственности). Обилие Филонова усиливалось предполагаемой статьей о нем Шарлотты Дуглас, поэтический авангард олицетворял В. В. Хлебников. Одновременно с установкой на канон ККК подчеркивал, что «всё зависит от наличия материалов, НОВЫХ, а не Кандинский Лисицкий Малевич» (письмо № 7).
Вторая часть (150 или 120 страниц) должна была быть посвящена приблизительно 25 годам между 1932 и 1956/57, и ее идеологическую окраску ЛН воспринимает через цвет: вся часть в плане оформления должна была быть серой (а не черно-белой). На уровне вербального описания – это время «мракобесия и жути гулаговской, полная стерилизация в искусстве и культуре». Визуальный ряд строился на фотоколлажах, «фотомонтажах и тоталитарной (“тотальной”) симметрии сталинизма (нацизма)». Прямая аналогия советских и нацистских структур власти казалась однозначной и ККК, который на основе имевшихся у него фотографий писал: «Найти бы книгу об интерьерах рейхканцелярии[265]
(вышла перед войной) – там один к одному Литейный!» (письмо № 7)[266]. ЛН предлагает: «Документы: постановления, решения декреты… прославление Сталина, Гитлера, исступление и удушение. Жуть! Гулаг культуры в России и на окраинах. (Пишу предельно сжато, телеграфирую.)». Во второй части ЛН предлагает брать примеры почти исключительно из советской прессы, сборников сталинских декретов, эпистолярного жанра – предлагает, например, печатать письма А. А. Ахматовой и О. Э. Мандельштама.Первоначально ККК занимал свойственную ему радикальную позицию по составу авторов и сомневался, не слишком ли известны обэриуты для того, чтобы включать их в книгу, явно сильно переоценивая широкую международную востребованность позднего авангарда к тому моменту (1977): «Даже обернуты уже известны ежу. Открыть же поэзию “ничевоков” – это я полагаю делом достойным[267]
. Сталинский китч (любимое Джоном искусство) – дело хорошее, и именно надо в серых фотах, но здесь его знают, и хорошо. Если же говорить авангардом – то ни там ни тут его не знают» (письмо № 7). Позднее ККК всё же предлагает для второй части материалы по обэриутам, фотографии Д. И. Хармса, включая «гениальные рукописи» – стихи и воспоминания «последнего обериута» И. В. Бахтерева (письмо № 12).Третий период – 1957–1977 – как близкий самим авторам должен был быть представлен гораздо подробнее. ЛН с энтузиазмом обращается к ККК с утверждением, что тут они оба прекрасно помнят становление своего поколения, себя и своих коллег. Страниц у этого раздела планировалось 350–380 (в другом месте – 400), приблизительно 15 цветных репродукций или больше. Из поэзии сюда входили поздние Ахматова и Пастернак[268]
, а затем полу– и неофициальные поэты: Бродский, Горбовский, Сапгир, Соснора[269], Кузьминский, Красовицкий, а также их антиподы – «комсомольские» поэты Вознесенский и Евтушенко, «но чуток: 2–4 вещи»[270]. Из прозаиков упоминаются Битов и Аксенов. Не совсем понятно, приводил ли ЛН эти имена как примеры и ориентиры или планировал в рамках сжатой редукции ограничить представление литературного процесса данного двадцатилетия примерами лишь нескольких ярких представителей.Вдобавок к уже перечисленному, ККК в своем ответе называет – явно на основе текстов, которые находятся в его распоряжении, – еще «барачных поэтов (Сапгир, Холин)» и уточняет свои представления по подборке современной прозы: «Прозы будет страниц полста. Не боле. Конструктивистской, и со статьей. С шизами Эрля и Богданова[271]
. И моя» (письмо № 9).