На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

ЛН с самого начала озабочен структурой, количественными аспектами, пропорциями, цифрами: он считает деньги, страницы и авторов[273]

. Сложной арифметикой отличаются размышления по поводу соотношения текстов на русском и на английском: 40–50 процентов текстов должны быть на английском, 60 процентов на русском, 25 процентов и на русском, и на английском, 15 процентов только на английском, без русских оригиналов (в других местах переписки на эту тему появляются другие соображения, см. ранее). Таким образом книга должна быть понятна «для большинства Запада» – из переписки следует, что в представлениях ЛН речь шла о настоящем бестселлере: он предлагает «в 50 000-80 000 тиражнуть», исходя, по-видимому, еще из советских представлений о тираже, когда, например, тираж в 40 тысяч экземпляров «Стихотворений и поэм» А. А. Ахматовой в «Библиотеке поэта» (1976) считался (и был) мизерным и не мог удовлетворить спрос.

Критерии отбора материала были четко не определены. Отбор должен был быть «строгий и серьезный», «строгий, как в монастыре», «без личных партий и анти-партий», – но до обсуждения конкретного списка имен и собирания тома дело не дошло. «Давай, предлагай, ругай, излагай. Давай ИМЕНА, списки, характер материалов», – писал ККК (письмо № 4). Предоставленный ЛН компендиум имен носил, однако, предварительный и ориентировочный характер.

Исходя из вышеизложенного и предоставленного в приложении материала переписки можно сказать, что в создании канона ККК и ЛН наблюдается, скорее, ряд спонтанных мотивов (которые позднее также часто чувствуются на страницах «Голубой Лагуны») и значительное влияние прагматических или даже случайных обстоятельств. Так, ККК собирается публиковать в книге работы мало известного тогда художника Игоря Тюльпанова[274]

– при этом цель сформулирована вполне традиционно с точки зрения аксиологии канона: «Задача: показать художественный процесс в России посредством лучших имен».

В процессе обсуждений, интенсивная фаза которых пришлась на весну – лето 1977 года, не была достигнута единая точка зрения по поводу критериев: печатать «самое главное» или то, что до сих пор не публиковалось? ККК после консультаций с Боултом пишет: «Нужно только новое, на мой взгляд» (письмо № 7). Насколько тесной должна была быть связь авторов и произведений послевоенного периода с авангардом? На основе сохранившихся предложений кажется, что ЛН придерживался более широкого плана презентации «генералов» авангарда, в то время как ККК и Боулт считали, что надо сосредоточиться на тех произведениях, которые окажутся для читателя открытием (несмотря на расплывчатое определение «формального момента», которым пользуется ККК: «Если монографию ограничить ФОРМАЛЬНЫМ методом – не придется открывать Америк и перепечатывать затухлый акмеизм». – Письмо № 7).

Существенным затруднением, с сегодняшней точки зрения трудно представимым, была физическая недоступность материалов. Архив ККК перед эмиграцией был переправлен в Израиль, его получение заняло несколько лет и было сопряжено с многочисленными трудностями[275]. Имеющиеся в наличии тексты зачастую нуждались в непростой технической расшифровке и редактуре: «…тексты полуслепые, перепутанные, в том же Красовицком сам чорт ногу сломит. Сапгир и Холин в пленках, нужен станок для прочитывания и машинка для перепечатывания» (письмо № 12).

Работа с самого начала развивалась непросто. Оба составителя недооценивают сложность пути от замысла к его реальному завершению. Так, ККК пишет самоуверенно: «А насчет, скажем, книги – так это дело плевое. Сделаем» (письмо № 9). Ранее, в 1977 году, ЛН планирует: «…если мы славно поработаем с годик <…> и если мы раздобудем еще 3–4 тысячи долларов… то получится к весне 78 оригинально-славная, необычная <…> КНИГА!» (письмо № 5). Но такой план оказался нереалистичным.