На Ельнинской земле

В журнале «Волна эсперанто» на последней странице обложки печатались адреса желающих переписываться на языке эсперанто. Среди них было немало и русских. Но переписываться со своими, с русскими, какой же в этом интерес? Свои ведь и русский язык знают отлично, с ними и переписываться можно по-русски. Так что эсперанто здесь ни при чем. А вот иностранцы — это другое дело. Тут уж интересно хотя бы только проверить, поймут ли они меня или нет, ответят ли мне.

Я выбрал два адреса, которые показались мне наиболее подходящими, наиболее интересными: адрес француженки и адрес итальянского синьора. Я написал им два ничего не говорящих письма, какие обычно писались при подобных обстоятельствах: я, мол, в таком-то журнале прочел ваше сообщение о желании переписываться, а также ваш адрес; мне-де тоже хотелось бы завести переписку и т. п. Далее для первого знакомства я сказал кое-что о себе: учусь в гимназии, а сейчас провожу летние каникулы у себя дома, в деревне…

Отправив два своих письма, я, однако, не был уверен, что они дойдут по назначению: все еще продолжалась мировая война, письма за границу шли не прямо, а окольными путями — через какие-то другие страны. Поэтому путь их был весьма длинен. Многие из них просто пропадали. Но я, в конце концов, ничем не рисковал: дойдут — хорошо, не дойдут — тоже ничего страшного нет.

Первым пришел ответ из Франции. Моей корреспонденткой оказалась совсем еще молодая девушка, и, не скрою, это обстоятельство было для меня особенно приятным. Юная француженка писала, что очень любит свою родную Францию и что она была бы вполне счастлива, если бы не эта проклятая война, которая принесла и принесет еще столько бедствий как Франции, так и другим странам. К своему письму моя корреспондентка приложила засушенный цветок, написав при этом, что он вырос на ее любимой французской земле и что она посылает его мне в подарок. Все это выглядело и поэтично и романтично и не могло не вызвать во мне самых приятных ощущений. Я даже немного возгордился: вот, мол, с какой девушкой веду переписку!..

Ответил я своей милой француженке немедленно, но от нее ничего уже не получил. Возможно, что письмо мое пропало. Что же касается засушенного цветка, то я долго хранил его и все время пытался представить себе ту самую девушку, чьею рукой он был сорван для меня в далекой и неведомой мне Франции.

4

Что касается другого письма, которое я отправил в Италию, то тут произошла довольно-таки казусная история, произошла по моей наивности, по незнанию многих вещей, которые я обязан был знать, поскольку затеял переписку с итальянским синьором.

Ответ, полученный мною из Италии, был не то что высокомерным, но этаким снисходительным, чего, впрочем, я тогда не понял. Итальянский синьор прислал мне открытку. Лицевая сторона ее была разделена на две части: правая часть предназначалась, как обычно, для адреса, левая — для письма. В письме — а оно было весьма кратким — мой итальянский адресат сообщал, что он композитор, что живет на берегу Lago Maggiore (Большое Озеро), где у него имеется собственная вилла (это обстоятельство особенно подчеркивалось), и что на обороте открытки напечатаны ноты его музыкального произведения. Это было все.

Я не знал, что мне делать с композиторской открыткой. Не отвечать на нее — обидится, думал я. А если отвечать, то как? Ведь ему, наверно, надо написать что-либо о музыке, а в музыке я не понимал ровно ничего. Я знал лишь русские народные песни и некоторые мелодии мог воспроизводить на мандолине, пользуясь цифровыми нотами, а более того, собственным слухом.

И я совершенно справедливо решил: если мой корреспондент композитор, то он, безусловно, знает (обязан знать!) итальянские народные песни. Но русских-то народных песен он наверняка не знает. Вот я и надумал послать ему русскую песню «То не ветер ветку клонит». Текст ее я перевел на язык эсперанто, перевел в ритме оригинала и даже с сохранением перекрестной рифмы.

Все это, по-моему, получилось отлично. Но как быть с музыкой? Как записать мелодию, если в настоящих нотах я совсем ничего не понимаю и мало-мальски разбираюсь лишь в цифровых, приспособленных к тому же только для игры на мандолине? Думал я, думал и пришел к такому выводу, что композитор обязан уметь играть на мандолине, как и на всех прочих инструментах. Иначе какой же он композитор?.. Ну а раз композитор умеет играть на мандолине, то уж совсем наверняка он понимает толк и в цифровых нотах.

Словом, я записал мелодию песни «То не ветер ветку клонит» цифровыми нотами на обыкновенном листке бумаги, вырванном из тетради. При этом я предупредил итальянского композитора, что посылаемую песню следует играть только на мандолине.

Не знаю, дошло мое письмо или нет, но я не получил уже ни одной строчки из виллы, расположенной на берегу Lago Maggiore в Италии.