Эта смешная, анекдотическая история давно ушедших лет очень ярко припомнилась мне, когда осенью пятьдесят седьмого года я нежданно-негаданно попал на дотоле неизвестные мне берега Lago Maggiore, где, наверно, стояла еще вилла итальянского композитора, которому я послал столь необычное письмо и который не иначе посчитал меня за русского дикаря. Но разыскивать виллу я не стал, тем более что к тому времени позабыл и фамилию ее владельца.
Лето шестнадцатого года хорошо запомнилось мне, кроме прочего, еще и потому, что в нашей Осельской волости оно прошло как лето больших пожаров, разгадать тайну которых тщетно пыталась вся волость.
На берегу реки Угры, верстах в семи-восьми от Глотовки, расположилась большая деревня под названием Береговая. Вероятно, в конце июня в Береговой от удара молнии загорелась и дотла сгорела крестьянская хата со всеми надворными постройками, примыкавшими к ней. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: пожары от молнии случались довольно часто.
Назавтра никакой грозы не было. Погода стояла ясная, солнечная, жаркая. И все же примерно в полдень внезапно вспыхнул и тоже сгорел до основания двор, стоявший по соседству с тем, что сгорел накануне от грозы. Но и это могло быть случайностью: мало ли как мог попасть огонь в сухую, как порох, солому, а там уж ничего не сделаешь…
Однако на третий день — и тоже примерно в полдень — в Береговой загорелся третий дом. А дальше — и пошло и пошло…
Ежедневно около двенадцати часов я выходил на улицу и смотрел в ту сторону, где находится деревня Береговая. И передо мною на фоне ясного неба неизменно возникал столб густого дыма: Береговая горела опять и опять. Впрочем, иной день проходил без пожара. Но уж зато на следующий день столб дыма возникал обязательно.
— Опять горит, — только и могли сказать удивленные люди.
А в Береговой началась настоящая паника. Никто не знал, что делать, что предпринять, как обнаружить поджигателя, где искать его. А в том, что деревню кто-то поджигает, уже никто не сомневался.
Начались самые горячие полевые работы, но жители Береговой боялись выходить в поле: уйдешь, а в это время твой дом и загорится. Поэтому в поле выходили не все: каждая семья непременно оставляла кого-нибудь в деревне сторожить свою хату.
В Береговую переселилось и волостное начальство — старшина, урядник и несколько стражников. Они, как и местные жители, все время проводили на улице. Каждому хотелось раньше других заприметить преступника, схватить его за руку на месте преступления и показать всем остальным: вот он, смотрите! Но обнаружить преступника не удавалось.
Особенно старались дети. Их было много, и казалось, что от детских зорких глаз ничто и никто не ускользнет. Но и у детей ничего не получалось: преступник был неуловим. А между тем в положенный час пожары продолжали вспыхивать то в одном месте, то в другом…
Только в конце лета, когда в Береговой осталось лишь два или три несгоревших двора, преступника наконец обнаружили. И каково же было удивление жителей Береговой, когда они узнали, что их деревню постепенно жгла и сожгла шестилетняя девочка!
У этой девочки в день первого пожара, возникшего от грозы, по-видимому, произошел какой-то болезненный психический сдвиг. Ей так понравилось зрелище пожара, что она не могла оторвать от него глаз. И у нее появилась своеобразная потребность воспроизводить это зрелище снова и снова, чтобы любоваться им…
Росшая в деревне, она, конечно, уже понимала, что поджигать дома, в которых живут люди — люди, хорошо знакомые ей, — дело нехорошее и взрослые не погладят за него по головке, если узнают обо всем. Понимала и все же не могла удержаться. И у нее хватило ума и сообразительности, чтобы замаскироваться, чтобы отвести от себя всякие подозрения. Дети, особенно в таком возрасте, в каком была наша поджигательница, обычно не умеют хранить тайн. Рано или поздно они обязательно рассказывают о своих тайнах ну хотя бы лучшим своим друзьям и подружкам, взяв с них клятву, что о рассказанном не узнает больше никто на свете.
Но девочка из Береговой никому не сказала о той страшной тайне, которая ей была известна. Где-то она должна была прятать и спички, носить которые с собой было явно небезопасно. И она их прятала.
Чтобы ее ни в чем не заподозрили, она все время находилась вместе с остальными детьми на виду у взрослых. Однако думала она в это время все об одном и том же: как бы улучить удобную минуту и сунуть зажженную спичку в сухую солому. И ей много раз удавалось делать это, удавалось, поскольку на нее никто не обращал внимания: ну, бегает девочка и бегает, что ж с того?..
А когда подожженный ею дом превращался в пылающий костер, она безмолвно стояла где-нибудь в сторонке и смотрела на огромные языки пламени, вызванного ее детскими руками, и, по-видимому, в этом заключалось какое-то своеобразное удовольствие для нее.