— И у меня один бумажный рубль. Что на него купишь? — отозвался второй.
— Да уж ладно, — хитро улыбнулся бородач, — как-нибудь уладим дело.
И мы пошли.
Я до того ни разу не был в Козлове. Но и попав в него, ничего толком не рассмотрел и не запомнил. Это, вероятно, потому, что все внимание мое было сосредоточено на вывесках. Я зорко следил за ними, чтобы не пропустить какую-либо чайную или столовую. Некоторые вывески я помню до сих пор. Встречались, например, такие: «Чайная «Северный полюс». Мы готовы были воспользоваться чайной даже с таким «холодным» названием, но, к сожалению, она оказалась закрытой. Потом попалась вывеска несколько иного характера: «Мастерская гробов «Вечность». Соприкасаться с вечностью нам пока не хотелось, и мы, не оглядываясь, пошли дальше.
В конце концов удалось-таки найти чайную. Она так и называлась: «Чайная». И все. В ней, кроме суррогатного чая, нашлась и кое-какая еда: пряники, испеченные неизвестно из чего, и еще что-то. Словом, если мне и моим товарищам и не удалось наесться вдоволь, то чувство голода мы все-таки смягчили.
За всех расплачивался бородач.
Я не без удивления спросил, откуда у него деньги? Ведь их отобрали у всех еще в станице. Лукаво улыбаясь, мужик ответил:
— Вот тут у меня, в этом месте, — он при этом приподнял ногу, — чуть-чуть отстала подметка. И когда я услышал, что деньги отбирают, то незаметно от часового да и от всех вас тоже свернул две сорокарублевые керенки да и засунул под подметку. При обыске никто даже не посмотрел на мои подметки. Так деньги и остались при мне.
— Ну и хитер ты, брат, — сказал кто-то из нас.
— А что ж, и хитрым станешь, коль к стенке припрут, — довольный собой заключил бородач.
Когда начало темнеть, я пошел к дежурному по станции. Показал ему удостоверение, выданное в Новочеркасске комендантом городской гауптвахты, и спросил:
— Как мне быть? Денег на билет нет, а ехать надо до станции Павлиново. Начиная с Новочеркасска контролеры не требовали проездного билета, стоило лишь показать это удостоверение. А как быть здесь?
— Ну что ж, — разглядывая меня, ответил дежурный, — поезжайте и у нас без билета. Никто вас с поезда не ссадит. — При этом участливо добавил: — Поезд отправляется в одиннадцать вечера. Но состав уже готов и стоит на запасном пути. Если хотите, идите туда, выбирайте любое место и отдыхайте.
Я так и сделал: забрался в вагон, занял верхнюю полку и заснул.
Проснулся только на следующее утро. Но лучше бы спать мне и дольше: уже очень хотелось есть, а до Павлинова предстояло ехать более суток, да от Павлинова идти в Глотовку минимум часа четыре, а то и целых пять.
Чувство голода усилилось еще больше, когда я почуял, именно сначала почуял, а потом и увидел, как завтракал один из пассажиров — по внешности крестьянин. Он сидел на нижней скамейке у самого окна, разложив перед собой на столике колбасу и хлеб. Перочинным ножом отрезал кружки колбасы и вместе с отщипанной порцией хлеба отправлял их в рот. Я невольно свесил с верхней полки голову вниз и долго глядел на него. Глядел, наверное, с таким вожделением, что сердце моего соседа по купе дрогнуло.
— Что, небось есть хочешь? — спросил он, подняв на меня глаза.
— Хочу, — очень тихо и робко ответил я.
Пассажир не спеша отрезал три тонких кружка колбасы и подал мне:
— Ну вот на поешь!..
— Спасибо! — не сказал, а скорее прошептал я. И, повернувшись лицом к стенке, моментально проглотил все три кружка. «Теперь уж как-нибудь доеду», — думал я, стараясь снова заснуть либо хоть задремать.
Я сошел с поезда на своей станции Павлиново во второй половине дня. Никуда не заходя, отправился домой, неся в правой руке свой единственный «трофей» — дорожную корзинку.
День стоял теплый и безоблачный. На полях густо зеленели озимые, луга также покрылись первой весенней травкой. Деревья распустились еще не полностью, но все же стояли зеленые, нарядные, особенно березы.
И мне радостно было шагать по родной земле, радостно было сознавать, что я снова дома — живой и невредимый. Иногда радость эта переходила в какую-то шаловливость, что ли: то поднимая вверх, то опуская вниз корзинку, я делал ею круги перед собой и уже не шел, а бежал бегом.
Потом мне вдруг стало очень уж горько и обидно. Вспомнил все те мытарства, через которые пришлось пройти, вспомнил, что я мог потерять и жизнь, а в результате что? Да ничего. Только разве вот эта случайно попавшая в руки корзинка. Право же, слишком дорого обошлась она мне…
Вопреки моим представлениям и в Глотовке, и в Оселье давно уже знали, куда и зачем я поехал. Так что секрета не получилось. И когда я вернулся домой, то опять-таки вопреки моим предположениям никто не посмеялся надо мной. Наоборот, жалели, что мне пришлось перенести столько лишений и невзгод.
Школа уже не работала. Официально она не была еще закрыта на летние каникулы, но ученики перестали ходить в нее: начались полевые работы, и дети, как обычно, должны были помогать взрослым, и тут уже не до школы. Так что мне не пришлось возобновлять свои учительские занятия.
СУДЬБА ФИЛИМОНА И ХРИСТИНЫ