На Ельнинской земле

Из нашего разговора вначале ничего не получалось: мы либо перекидывались короткими, ничего не значащими фразами, либо даже молчали, не зная, о чем говорить, с чего начать.

Но постепенно разговорились, и Христина, ничего уже не скрывая, рассказывала о себе:

— У меня не было другого выхода, хотя я и знала, на что иду, знала, что будет плохо. Только все же не предвидела тогда всего. «Плохо», вы знаете сами, бывает разное. А на мою долю выпало такое «плохо», что плоше уже и придумать нельзя… Сразу же после свадьбы — года еще не прошло — родился ребенок. А через год — другой. Но это еще ничего: такая уж наша женская доля. Самое тяжкое началось потом. Не успел появиться второй ребенок, как моего (Христина так называла своего мужа) разбил паралич. Отнялась правая нога и рука. Да и говорить не мог — только мычал, бывало, так, что аж страшно становилось. Вот тут я уж намучилась так намучилась… Надо бы в больницу отвезти, да ведь далеко до Ельни-то. К тому же и везти некому и не на чем. Сама не могу: на руках двое крошечных детей, а одного еще и от груди не отняла… Могли бы соседи, да что ж им! Чужая беда не в тягость. Так никто мне и не помог. Правда, кое-что делали, но все это так, больше для приличия… А всю тяжесть, тяжесть для меня непомерную, я несла на своих плечах одна, совсем одна…

Я уж не говорю о детях, — продолжала Христина, — хотя и они выматывали так, что порой и с места сдвинуться не могла. А вы возьмите его: ведь он грузный, тяжелый, у меня не хватало сил даже повернуть его на другой бок, не говоря ни о чем другом. А между тем я делала, обязана была делать для него все-все… И еды у нас не было никакой. Доставать приходилось опять же мне. А где достанешь? Кто ее приготовил для нас?..

Промучилась я с ним, — досказывала Христина, — целых два месяца. Может, это грех, но рада была, что наконец-то он умер. Руки мои опростал… Теперь вон о них надо заботиться, — указала Христина на самодельную деревянную кровать, поперек которой лежали и безмятежно спали два малыша. — Ну, с ними-то я как-нибудь управлюсь…

Этот наш разговор с Христиной, эта моя встреча с ней — еще совсем молодой, но уже овдовевшей женщиной — были последними.

Некоторое время спустя я узнал, что Христина умерла. Смерть наступила от туберкулеза, или, как тогда называли, от чахотки.

Христину, таким образом, постигла та же участь, что и Аришу и Аксинью, о которых в этих записках я говорил несколько раньше. Вспоминать об этом мне всегда и горько, и больно: уж слишком много молодых жизней приносилось в жертву всему тому, что мы теперь называем проклятым прошлым. И хорошо, что это проклятое прошлое является теперь действительно только прошлым и никаким другим уже никогда не станет.

4

В тридцать пятом году я задумал обработать некоторые старинные народные песни. При этом отлично понимал, что обрабатывать песни следует с величайшей осторожностью и бережностью, так, чтобы обработка как бы и вовсе не была заметна. И по содержанию, и по всем своим изобразительным средствам, словом, по всей своей сути песня должна остаться прежней. Но все же ее словесная ткань, по моим соображениям, должна стать более четкой, более совершенной и чтобы она как можно больше походила на стихи, написанные классическим размером.

Было у меня два или три случая, когда я брал народную песню и на ее основе писал новые стихи. Но писал я их тоже довольно своеобразно. Я использовал лишь все то, что уже было в песне: те же слова и выражения, те же образы и сравнения, ничего или почти ничего не прибавляя, если не считать, что это «все» я располагал в некотором роде по собственному усмотрению, стараясь, впрочем, быть как можно ближе к оригиналу.

Вот одна из таких написанных мною песен:

Не ходи ты, ветер,В нашу сторону,

Не качай, студеный,Зелену сосну;Под горой, под горкойНе волнуй реку.Ретивое сердцеНе вгоняй в тоску.Без того — иду я,

А тоска — за мной:На меня прогневалсяБатюшка родной:Позабыть велел онМилого дружка,Дочку за седогоВыдал старика;С горькою судьбиной

Навсегда связал,Целый век печалитьсяДочке приказал.

Когда я писал все это, мне казалось, что пишу я о Христине. Она как живая стояла передо мной, хотя в живых ее уже давно не было.

ЭКЗАМЕН НА ЗВАНИЕ УЧИТЕЛЯ

1

После возвращения из своей злополучной поездки за хлебом для обитателей деревни Глотовки я первые дни ничего не делал: лодырничал, отлеживался, отъедался, хотя отъедаться как раз было нечем. Но тут уж моя мать использовала буквально все, что возможно, вплоть до только что появившегося щавеля.

Вскоре, однако, я получил от ельнинской земской управы[18] письмо. Мне предлагали приехать в Ельню держать экзамены на звание учителя начальной школы.