И он уехал в Ельню, а я остался работать в волисполкоме.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НА РАБОТУ — В ЕЛЬНЮ
Во второй половине октября я получил от Ельнинского уисполкома письмо, написанное на машинке и подписанное С. Филипповым.
В нем сообщалось, что я назначен членом коллегии Ельнинской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности и мне необходимо немедленно приехать в Ельню и приступить к исполнению своих обязанностей.
Я был, прямо скажем, удивлен, что мне предлагают такую боевую должность, удивлен, в частности, потому, что был еще молод и неопытен, а потом — опять же! — меня сильно смущало мое зрение: видел я плохо, на улице часто не узнавал хорошо знакомых людей. А в ЧК, по моим представлениям, человек должен был видеть на три версты вперед и в переносном, и в буквальном смысле.
Однако же надо было собираться.
Перед моим отъездом пришел ко мне знакомый парень из деревни Оселье.
— Знаешь, — сказал он, — валяется у нас несколько лет револьвер. Откуда взялся, и сам не знаю. Только нам он не нужен. Возьми, пожалуйста, и сдай куда следует. А то еще попадет за него…
И он передал мне небольшой, совершенно запущенный револьвер. По внешнему виду он напоминал наган, но был гораздо меньше, и к тому же верх его был никелирован. Впрочем, во многих местах никелировка стерлась, и револьвер казался более ржавым, чем никелированным.
Можно из него стрелять или нет, я так и не узнал: в барабане был всего один патрон. Израсходовать этот единственный патрон, чтобы узнать, стреляет ли револьвер, мне было жалко: ведь тогда уже совсем ничего не останется.
— Хорошо, — сказал я пришедшему. — Как раз завтра я еду в Ельню. Сдам твой револьвер куда следует. Не беспокойся…
И вот с этим револьвером и уисполкомовской бумагой я и пошел вечером на станцию.
Поезд на Ельню — а до нее по железной дороге сорок верст — должен был отойти в два часа ночи. Но он опаздывал. Поэтому я не уехал ни в два часа, ни даже тогда, когда наступило утро. Но утром начальник станции обнадежил: мол, теперь уж ждать совсем недолго…
Томясь ожиданием, я то выходил на платформу, то подходил к еще закрытой билетной кассе, то сидел на деревянном диване в зале ожидания. И где бы я ни был, всегда неподалеку от меня оказывался здоровый матрос, вооруженный с ног до головы. Грудь его крест-накрест перехватывали ленты, набитые патронами, на правом боку кобура, из которой выглядывала рукоятка нагана, слева тоже болтались какие-то «штучки», наверно гранаты.
Я спросил у кого-то: что за матрос такой?
— Да это из ЧК… За порядком тут смотрит…
Ну, раз из ЧК, то бояться нечего, тем более мне…
Спокойно сидя на диване, я стал вынимать из кармана записную книжку — мне понадобилось что-то записать. Но достать книжку мешал тот самый револьверчик, который я вез в Ельню. Я вынул его, затем достал записную книжку, снова сунул в карман. Едва я успел это сделать, как передо мной уже стоял матрос.
— Гражданин, за мной! — грозно скомандовал он.
Я пошел за ним.
Матрос завел меня в совершенно пустой коридор, через который пассажиры обычно выходили к поезду, прижал к стене и наставил прямо в грудь — увы! — совсем не пустой наган.
— Гражданин, сию же секунду сдайте оружие и предъявите документы!
Я нисколько не испугался, и внутренне меня разбирал смех. Я чувствовал, что сейчас произойдет отнюдь не то, что ожидал мой грозный матрос.
Медленно я достал из кармана свернутую вчетверо исполкомовскую бумагу и подал матросу. Тот стал внимательно читать ее, следя в то же время одним глазом за мной, потом моментально убрал наган от моей груди и уже совсем другим голосом сказал:
— Извините… Я ведь не знал… Вы бы сказали… А то как-то нехорошо вышло…
— Да нет, все хорошо, — ответил я, улыбаясь. — Ничего не случилось. Так ведь и должно было быть…
Мы вышли на платформу и долго ходили взад и вперед. Разговаривали, рассказывали друг другу разные случаи. А когда пришел поезд, расстались почти что друзьями.
Так на станции Павлиново состоялось мое «посвящение» в члены коллегии Ельнинской уездной ЧК.
В день приезда я знакомился с учреждением, в котором мне предстояло работать, а также с его сотрудниками. Я расспрашивал, кто чем занимается, а заодно выяснял и то, что буду делать сам, потому что никакого понятия об этом у меня пока что не было.
Из разговоров я узнал, что председателем Ельнинской ЧК является Сергей Степанович Филиппов, тот самый, что возглавляет и уком партии, и уисполком. Он, конечно, хорошо осведомлен, что делается в ЧК, тщательно следит за ее работой, но бывает здесь редко из-за невероятно большой занятости. Обычно работники ЧК в нужных случаях либо сами идут к нему, либо он вызывает их. Повседневной работой ЧК руководит заместитель председателя. Кроме того, в комиссии есть секретарь, письмоводитель, машинистка… Ну и, конечно, сторож, который живет в деревянном флигеле, во дворе…
И тут мне внезапно вспомнилось, что дом этот, куда я пришел прямо с вокзала, — мой старый знакомый.