На языке врага: стихи о войне и мире

Долго умирал Чингачгук: хороший индеец,волосы его – измолотый черный перец,тело его – пурпурный шафран Кашмира,а пенис его – табак, погасшая трубка мира.Он лежал на кухне, как будто приправа:слева – газовая плита, холодильник – справа,весь охвачен горячкою бледнолицей,мысли его – тимьян, а слова – бергамот с корицей.Мы застряли в пробке, в долине предков,посреди пустых бутылок, гнилых объедков,считывая снег и ливень по штрих-коду:мы везли индейцу огненную воду.

А он бредил на кухне, отмудохан ментами,связан полотенцами и, крест-накрест, бинтами:«Скво моя, Москво, брови твои – горностаи…»,скальпы облаков собирались в стаи,у ближайшей зоны выстраивались в колонны —гопники-ирокезы и щипачи-гуроны,покидали генеральские дачи – апачи,ритуальные бросив пороки,выдвигались на джипах – чероки.Наша юность навечно застряла в пробке,прижимая к сердцу шприцы, косяки, коробки,а в коробках – коньяк и три пластиковых стакана:за тебя и меня, за последнего могикана.

«Мне было шестнадцатьдесят, я впервые…»

Мне было шестнадцатьдесят, я впервыеувидел оленей в пятнистой дали:они получились такие – живые,а мы – не успели, а мы – не смогли.Взлетели, но так и не встали с коленей,покрылись коростой мои корабли,в солениях моря – маслины тюленей,маслины тюленей мы утром нашли.Но как позабудешь орешки оленей,таинственный ягель устанешь ломать,тебя отжимает из всех поколений —

туземная женщина, родина-мать.Сквозь белый винил – прорывается феня,заварен словарь, остывает пурга:вот – дедушка Ленин вскочил на тюленя,и девушка Ленин – расправил рога.

Ковры

Уснули в шапках – зайцы и бобры,под капельницей зреют помидоры,и лишь не спят советские ковры,мерцающие, словно мониторы:где схвачены под правильным угломмедведи невысокого росточка,как Шишкин прав, как вышит бурелом,

как, братец, гениальна эта строчка.Павлин, олени в пятнах и росе,багровый от волнения физалис,из вышитых – пусть выжили не все,и, слава богу, люди попадались.Когда швеи устали от зверья,от хвои, от рычания и пыли,…и мы купили «Три богатыря»,повесили на стену и прибили.И вот теперь, исполненный седин,гляжу в ковер, не покидая ложа:…гэбэшник Муромец, Добрынюшка раввин,гей-активист Попович ибн Алёша.

Попутчик