На краю государевой земли

Посольство Алтын-хана сейчас было более представительным. С Сулумкичи Аргу, главой посольства, в напарниках был Ирденек Кисандин. С ними были два писца и ещё двое из ближнего окружения Алтына. Все были знатными людьми.

Они ударили челом государю и поднесли поминки: игреневого коня, рыжих бобров, соболей, кошлоков и доспехи. Поднесли они поминки и Татеву с Воейковым: тоже рыжих бобров, кошлоков и соболей.

Князь Иван велел принять всё это. Затем он обратился к Сулумкичи.

— С чем пришли в Томский город?

Сулумкичи стал говорить. И опять начался долгий и нудный двойной перевод.

Алтын-хан просил всё о том же: чтобы государь принял его под свою высокую руку. Он же обещал служить ему против государевых непослушников, на которых ему укажет государь.

Затем речь зашла опять о Чагир-хане: откуда он, где кочевал, что завоевал и где сейчас...

Алтыновым людям напомнили о всех разговорах с предыдущим посланником, Байгалой, о поездке к Алтын-хану Карякина, о всех переговорах и просьбах.

Сулумкичи ответил на всё. Но ничего нового в приказной избе от него не услышали.

После этого посланников заверили в государевой милости, чтобы Алтын-хан был уверен в ней и жил бы на прежнем своём кочевье. И об этом, мол, уже было отписано государю в Москву.

Наконец, переговоры пошли о шертовании. Сулумкичи сказал, что Алтын велел дать шерть за себя и за всю свою орду великому государю на том, чтобы ему, Алтыну, быть со всей своей ордой под его рукой в холопстве навеки. И сам он, Алтын-хан, даст шерть за себя и за всю свою орду великому государю Михаилу Фёдоровичу, где тот укажет.

По завершении переговоров в этот день, монголов угостили вином и мёдом. И князь Иван велел Сабанскому проводить посольских на их подворье. Распорядился также он подготовить дьякам шертовальную запись.

Через два дня алтыновых людей снова привели в съезжую, с почётом, как и в предыдущую встречу. Одетые по-праздничному, всё так же стояли боярские дети, чатцкие мурзы, конные и пешие казаки в панцирях и с ружьями. Стояли и томские посадские, приезжие торговые, пашенные крестьяне, гулящие и всякие иные люди. И алтыновы люди проследовали мимо них от двора Васьки Башмака до съезжей избы в сопровождении Сабанского.

И там, в съезжей избе, в торжественной обстановке алтыновых людей привели к шерти.

Затем им дали государево жалованье: английское красное и лазоревое сукно и красную летчину. Кому что было положено — по ранжиру.

Им объявили, что по государеву велению их отпускают к Алтын-хану. Что же касается шерти самого Алтына, то про это отписано государю в Москву. И о том государь укажет позже.

Пётр Сабанский проводил алтыновых людей до пашни Васьки Верхотурца. А двадцать казаков, провожая их, шли с ними от Томского города ещё два дня.

Дьякам же пришлось ещё не один день корпеть над статейным списком безграмотного Карякина и отпиской в Москву о переговорах с Сулумкичи. И только после того, как Бутримов, как старший дьяк, скрепил своей подписью по склейкам все листы, всех документов, то и они, дьяки, наконец-то, облегчённо вздохнули.

Глава 12. Поход по Оби

Через полтора месяца, после того как Сулемкечи ушёл к себе в «Мугальскую» землю, 20 июля, на Ильин день, у Томского города на пристани собралось много людей. На воде, покачиваясь, стояли три дощаника, груженные хлебом и солью, топорами и пилами, скобами, гвоздями и котлами, ядрами и зельем. На дощаниках разместились шесть десятков пеших казаков, охочих ставить острог в дальней землице.

В поход служилых уводил Фёдор Пущин. Отряд у него был невелик, не то что был у Тухачевского, но с собой он прихватил даже двух толмачей. И это уже не тот Федька, когда-то вымаливающий у Андрюшки Иванова, чтобы его взяли по ясак. Это уже боярский сын, 33 лет от роду, кое-что повидавший... Эх-х! Федька, Федька! Вот и ты вышел в люди, воеводишь! Вот она твоя удача: хватай, держи за хвост! Не то что полюбовницу, приводную жёнку Матрёнку. Ту-то он продал Ваньке Верхотурцу. А вот теперь, говорят, она у Карпушки «Чокнутого»... Да шут с ней! Это даже хорошо, что её нет...

Федька шёл туда, куда ходил год назад с Тухачевским. Но теперь он должен был пройти ещё выше по Оби, за Чингизов городок, в землицу непокорного Абака. Там ему следовало поставить острог, новый военный опорный пункт, затем объясачить, крепко подвести под государеву руку телеутов.

— Отложить бы надо, — мрачно бурчал десятник Андрюшка Дорохов, заходя по сходням на дощаник вслед за Федькой. — Хотя бы на завтра. Нельзя сегодня робить. Грех... Неудача будет: Илья накажет! Злопамятен он и глуп!

— Илья пророк — в воду скок! — захохотали казаки над Андрюшкой; они шумно, с бранью и толкотнёй, затаскивали на борт походный скарб, рассаживались на гребях, устраивались с удобством на дальний путь, весёлые, все под хмельком...

А Федька, беспечно махнув рукой, сделал выговор Андрюшке: «Батюшка благословил, а ты?! Сойдёт! Ты что — испугался бабьего пророка?»