На краю государевой земли

— Он пишет в грамотах, чтобы ты, государь, направил к нему послом Тухачевского, — с расстановкой, солидно заговорил Шереметев, как и подобало в его возрасте и положении первого боярина в государстве. В этом он подражал, не замечая сам того, уже давно покойному князю Фёдору Ивановичу Мстиславскому. И он даже стал походить на него внешне: в походке, медленной и важной. Значительность явилась во всей его фигуре, жестах и словах. Замашкам же того и мелким привычкам он придал свой штрих. И взгляд был у него из-под бровей и никуда, сквозь собеседника смотрел, его не видел, будь то боярин в думе, дьяк или простой дворовый холоп. — Тот приглянулся ему чем-то, — повернул он опять разговор в деловое русло, недовольный, что все зубоскалят и попусту тратят время.

— Нет, Тухачевский нужен мне! — сразу же запротестовал князь Борис, на его старческих щеках проступил румянец. Он мгновенно скинул маску обиженного, испугался, что у него отнимут задуманное и начатое дело, на которое он ухлопал уже много сил.

— Ладно, оставим тебе твоего Тухачевского! Ха-ха-ха! — засмеялся Михаил Фёдорович на его горячность, одарив его благосклонным взглядом из-под густых ресниц. — За него ходатайствует и Пронский! Уж вы его поделите как-нибудь! А то у двух нянек дитя всегда беспризорное!

— Пищального мастера и кожевников ему подавай ещё! Каков, а! — промолвил с возмущением, молчавший до сих пор Иван Романов, дядька царя.

— Да! Не перечтёшь всего, что просит! — не сдержался и скатился на сердитый тон теперь уже и князь Борис на всё те же просьбы Алтын-хана. — А дань?.. Соболишки худы, и те, государь, берёт с твоих же ясачных! Хм! А что обещает — и малую долю не выполнит!

— Да, с ним вышла промашка, — согласился Михаил Фёдорович. — Пусть гоняет коней на торги под наши города, и на том его хватит!

— И его ближние тоже попрошайничают в грамотах! — подлил ещё больше масла в огонь Шереметев. Он уже договорился с Лыковым настроить царя на то, чтобы тот вынес это дело на боярскую думу, а там бы отказали Алтын-хану. И то, что уходит к хану на жалование, можно будет пустить на вот такое дело, как поход Тухачевского. От него ожидали больше прибыли.

Вот так они, собравшиеся, вершили дела государства «семьёй». Или, как ходили разговоры в народе, они держались «кикой»...

* * *

Время клонилось уже к вечеру, темнело, когда Яков вышел как обычно из приказных палат, где он просидел полдня всё с тем же Петькой Стеншиным. Он направился к выходу со двора и тут в сумерках столкнулся с каким-то малым.

— Дружинка?! — невольно вырвалось у него; он сразу узнал суховатую фигуру подьячего и его жиденькую бородку, обрамленную собольими хвостами меховой шапки.

Огарков остановился, посмотрел на него, не выказав ни малейшего удивления. Его бесцветные глаза спокойно взирали на него, на Якова, и ничего не выражали.

Яков хотел было протянуть ему руку, но передумал, заметив его холодный взгляд.

— Ну, как? — смущённо спросил он его.

Дружинка пожал плечами как-то так, будто хотел что-то стряхнуть с себя, шагнул в сторону, обошёл его, загораживающего ему дорогу, и также молча двинулся к зданию, где находился Поместный приказ.

Яков проводил взглядом его сутуловатую фигуру и пошёл по Спасской улице к выходу из Кремля.

Дома он рассказал Аксинье об этой встрече. Та выслушала его и посочувствовала жене Дружинки, маленькой и робкой женщине. Ту редко видели в Томске-то на улице.

А он, чтобы забыть встречу с подьячим, разбередившую в нём воспоминания о Сибири, стал описывать ей хоромы князя Петра.

— Может, и мы будем жить когда-нибудь так? А, Яша? — спросила вдруг Аксинья его.

— Нет, никогда.

Глава 16. Поход в Ачинскую землицу