На краю государевой земли

Наконец, все бумаги были готовы. Петька показал их Панову, а тот, просмотрев их, отнёс всё Лыкову. Князь Борис почитал их, посидел над ними, задумался: воевода запрашивал много, такого войска в Сибири ещё не собирали ни на один поход. Но это же киргизы. Уже четверть века они не дают никому покоя даже здесь, в Москве: что ни грамота, то всё о них, о набегах, о разорении пашенных крестьян и ясачных... Да и Тухачевский правильно пишет, что и прибыль будет немалая после того, как поставят острог в центре Киргизской землицы: больше, мол, они уже не придут к Томску и Красноярску, да и под Кузнецк, и под иные остроги.

С этими бумагами и отправился князь Борис на приём к государю. Доложив ему о походе Тухачевского в Киргизы, он перешёл затем к ещё одному больному делу.

— От Алтын-хана, государь, прибыли нет, одни убытки! — заявил он. — Только лошадей и служилых гоняем! Ни киргиз смирить, ни дань какую следует взять с него невозможно! Худо живёт, сам у всех протает! — безнадёжно махнул он рукой.

Михаил Фёдорович принимал его у себя в государевой комнатке посемейному. Сидел он со своими ближними за одним столом, в домашней камиловке[79], с накинутой поверх рубахи просторной однорядкой.

Великому князю было уже сорок два года. Он был тучен, малоподвижен и страдал одышкой. Однако густая короткая чёрная бородка на полноватом лице делала его моложе своих лет. В кругу близких, беседуя, он обычно по-простецки бросал улыбчивые взгляды на них из-под тёмных и длинных ресниц, которые впору было бы иметь какой-нибудь писаной красавице, смущая почему-то этим всех...

— Что ни грамота, то всё что-нибудь да просит. Золото, серебра просит, жемчуга и разных каменьев! — поддержал Лыкова князь Иван Черкасский, двоюродный брат царя по матери.

Когда-то, в юные годы, князь Иван был вольнодумцем. Он даже водил дружбу с холопами. А среди них первым его дружком был Гришка Отрепьев, в ту пору дворовый приказчик Черкасских. За это князь Иван и поплатился: был сослан Годуновым в Нижний. Сейчас ему уже под шестьдесят. Он уже давно не тот, стал сед, умудрён в делах и держал в своих руках многие приказы: Большой казны, Стрелецкий, Иноземный. А было время и Аптекарский ходил под ним.

— В прошлом году, государь, послано Алтын-хану 500 листов красного золота, — отыскав среди бумаг памятку, стал перечислять князь Борис посланное хану, — 500 листов двойного золота, 600 листов серебра, 30 золотых червонцев, да жемчуга 40 золотников, а к тому же 800 каменьев зелёных, 100 каменьев лазоревых, два фунта янтаря, государь!

— Князь Борис, ты уж помолчи об атласах, сукнах и камках-то! — усмехнулся Михаил Фёдорович над свойственником, над его мелочностью, развившейся у него на старости лет.

— Да лабе Мерген-ланзе послано вполовину от того, — всё же закончил своё князь Борис.

В зрелых годах у него появился и ещё, кроме мелочности, один недуг — упрямство. И зная это, все в комнате невольно заулыбались. А князь Борис невозмутимо повёл бровями и стал перекладывать на столе бумаги, с какими явился на доклад. Но и было заметно, что он обиделся, не поднимает глаз.

— Он ещё и доктора просит с разными зельями! Фыр-рр! — фыркнул Никита Одоевский. — Как будто они водятся здесь! Да и кто туда, из немцев-то, поедет! Ха-ха! — засмеялся он. — Представьте, немца там! Ха-ха-ха!

Князь Никита был старшим сыном боярина Ивана Никитича Одоевского. И это он, старший Одоевский, Иван Никитич, в прошлом, вот уже более 23 лет назад, разгромил под Воронежом мятежного Зарудского. Потом, через год, он доставил из Астрахани и его самого в Москву пленным вместе с Мариной Мнишек и её четырёхлетним сыном.

Князь Никита достал из-за пояса платок и вытер красное, вспотевшее лицо. Он был ровесником царя, такой же был жизнерадостный и смешливый, его товарищ по молодости и потехам на Ловчем дворе.

— Ух! Ну и удружил Алтын-хан! Кха-кха! — метнул он взгляд в сторону своего тестя, Фёдора Шереметева, заметив, что тот смотрит неодобрительно на него, давая понять ему, чтобы он вёл себя при царе по месту. Князь Никита был вынужден оглядываться на него.

Его тесть был человеком суровым и желчным, к тому же он стоял во главе правительства. Фёдор Иванович Шереметев тоже находился в родственных связях с царём. Он был женат на княжне Ирине Борисовне Черкасской, двоюродной сестре царя, родной сестре вон того князя Ивана Черкасского.

И уже не раз тесть намекал ему, князю Никите, что вот уйдёт, мол, князь Лыков на покой, и ты-де займёшь его место. Но надо бы показать себя перед царём-то... Да и в товарищах-де ты у царя не хаживал...