«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие

Вот откуда наш «кающийся волюнтаризм» произрастает, вот где это материнское лоно, куда так истово стремится залезть господин Гуков, – все это самое добровольное зловоние

Самосславие Мордодержавие

Народность Партийность Страсть![63]

И заметьте – вот что значит страсть! – как легко впадает Гуков в извечное русское противоречие: и великая, и могучая, и агрессивная даже – за себя еще как постоять можем! – и при том женственная и, если хотите, ленивая Родина-мать.

Согласен, есть в русской душе и в природе, а значит и в культуре нашей изначальная женственность, потому и застенчивость ей к лицу и тоска по возлюбленному…

«Из чего в основном состоит погода? Она состоит из цвета неба и земли, в некоторых местах видны разные дали земли, они-то и есть разного цвета, то есть, окрашены цветом воздушной пелены в зависимости от температуры воздуха, его влажности, и высоты солнца, и толщины слоя облаков, и форм этих облаков. Я представляю в конце дня крайне неуютную погоду и лишь валит царственный, роскошнейший, божественный снегопад… такой красотищи, что даже дух замирает. Толкучка пассажиров лишь местами проступает сквозь это ошарашивающее явление Матушки-Природы… Вдруг в невыразимо унылом пейзаже с кое-где видимыми берегами и парой голых кустов и засохшей черно-коричневой крапивой камней, черной воды и свинцово-серо-темного неба – повалил снегопад, и у всех покраснели и руки, и ухи, и носы. И снег на земле на 80 % тает… Но на плечах, головах, перилах, подоконниках и крышах, на ящиках, рукавах удерживается… Контраст великолепен!!! Погода до предела плохая, пейзаж – «надгробные рыданья». Снегопад красивее и вульгарней радуги, и восходов и заходов солнца».

(Из письма В.Я. Ситникова)

Кара-Мурза вытащил из обшитого тисненой кожей портсигара новую папиросу, прикурил от поднесенной мною спички, кивнул головой в знак благодарности и продолжал:

– Помните, как Достоевский над русской тоской по Парижу иронизировал? Это он здорово подметил: и какой русский не любит Парижа! Вот я Гукову и говорю: особая прелесть нашей культуры в том и состоит, что она как бы оседает под многопудьем европеизма, стушевывается, немного робеет, и – отдается ему. Отсюда все эти русские Венеции, Швейцарии, «русский балет», «французская борьба». Опять-таки же французский утопический социализм, английская политэкономия, немецкая классическая философия… всего и не перечесть.

Наша самостийность,

она ведь вся в этом синтезе образовалась. На трезвую голову или спьяну – кто сейчас разберет, а все перемешалось, проросло друг в друга. И если попытаться разодрать, славянство, к примеру, со всякими там Стрибогами да Ярилами на свет Божий вытащить – язычество все это мерзопакостное, то ничего не выйдет, кроме посконной кондовости. Дух испарится и останется одна грязная вонючая жижа.

В целом, как она есть, всю эту культуру воспринимать надо и любить… по возможности. Со всеми ее химерами, во всей ее художнической полноте. И без шаманской исступленности до отупения. Такая вот любовь она из той самой теории отражения и выводится, ибо вне Любви никакого закона нет.

Вот потому-то и жив курилка. Какой только жути не натерпелись, а стоим. Пусть в говне, но не тонем. Эта самая женственность, собственно говоря, и спасает русского человека. Бабы, они куда мужиков крепче, выносливее! Ну, а еще в чем наша сила? Вы сами-то как думаете?

– Не могу однозначно сказать, не знаю и все тут. Здесь каждый свое норовит придумать. Как начнут выяснять – чуть до драки не доходит. Я же для себя определено лишь одну закономерность установил: чем мыслящий тростник тощее, тем больше его к корням клонит.