Я вяло слушал, пока узнал его. Так замысловато мог выражаться только один человек — рыжий Алик Юхансон из «Дойче Прессе-Агентур»; и фраза была его коньком, фирменным знаком, дальше, в зависимости от того, с кем говорил, он добавлял следующее: «Чтобы застрелится» или «Чтобы уложить Россию на обе лопатки».
Сейчас он, видно, общался с соотечественниками, потому что закончил фразу так:
— Чтобы уложить на обе лопатки!
Мне стало дюже интересно. Гад, подумал я, что он здесь делает, а главное — почему ничего не боится? А потом понял, что он говорит по-английски, а я в своё время наблатыкался, когда общался с подобной сволочью в Донецке. Он хоть и прикидывался своим журналюгой в доску, но был дьявольски хитёр, и мы с Борисом Сапожковым подозревали, что это он передает левые репортажи «из осиного гнёзда повстанцев», так кто-то подписывался инкогнито в интернете, больше некому. А здесь, видно, обмишурился среди своих, расслабился на радостях, что летит домой, к жене под юбку. И мне словно ответили рефреном; сам вопрос я пропусти, потому что он был задан по-английски, но, похоже, для того, чтобы узнать, куда навострил лыжи Алик Юхансон.
— В штаб-квартиру в Гамбурге, — услышал я его ответ по-английски.
«ДПА» — можно было смело считать филиалом ЦРУ, это было известно всем, кто писал на политические темы или просто слушал краем уха интернет.
— А что это такое?
Тот, кто сидел напротив Алика Юхансона, сухой, лысеющий блондин с тонкой кожей на черепе, протянул руку, взял вещицу, и она блеснула в свете фонаря жарче солнца.
Меня, как током, долбануло. Я узнал жетон Ефрема Набатникова, позывной Юз.
— Трофей редкостный! — нехорошо засмеялся Алик Юхансон.
Он так быстро адаптировался к нашим условиям, что одинаково комфортно чувствовал себя и в подобной забегаловке, и на официальном приёме в администрации Донецка. Многие из наших воспринимали это как широту иностранной души, и готовы были с ним по-братски пить водку, но мы с Борисом Сапожковым его сторонились.
Мне стало трясти, как после операции, когда я отходил от наркоза; я заглянул через перила. Один только Ефрем Набатников на всем фронте додумался сделать жетон из чистого золота. Там ещё должны были быть его инициалы. Правда, был ещё крохотный шанс, что это просто совпадение, Алик Юхансон любил прихвастнуть, а потом ходить лапчатым гусём и морочить наверху людям голову. Я знал, что город Ростов — это ворота шпионов в Донбасс, но не до такой же степени. Должно быть, Алик Юхансон сидел в ожидании утреннего рейса, чтобы не мозолить глаза пограничникам и спецслужбам, и напивался за счёт любителей баек. Должно быть, они прилетели на смену Алику Юхансону и поили его за это, и он на радостях разошёлся не на шутку.
— Мне эта штучка обошлась в сто долларов, — сказал он с пренебрежением.
— Дёшево, — сказал кто-то из них.
— Здесь всё дёшево, — насмешливо согласился Алик Юхансон, — если не знать, чей это жетон.
— И чей же? — спросил второй, с шевелюрой, грузный и с животиком.
— Майора! Я его самолично…
— Что?..
— Пытал! — высказался Алик Юхансон.
— Ты здорово рисковал, — осторожно сказал сухопарый, лысеющий блондин и с волнением посмотрел на грузного, с животиком.
Грузный, с животиком тоже заволновался, но махнул рукой: пронесёт! Было видно, что сухопарый, лысеющий блондин ему не поверил, и вообще, он занервничал.
— Об этом никто, кроме вас не знает! — вызывающе засмеялся Алик Юхансон, глядя на них. — Они там наивны, как дети! Их легко обвести вокруг пальца! Сами увидите!
— Мы слышали другое, — сказал сухопарый, лысеющий блондин.
— Я же живой! — насмешливо укорил их Алик Юхансон и многозначительно замолчал на высокой ноте.
— Мы посмотрим, — осторожно грузный, с животиком.
Я дождался, когда собутыльники Алика Юхансона встанут и, пожав ему руку, удалятся, как они сказали, спать в гостиницу, а Алик Юхансон, пошатываясь, отправится туалет.
Я не знал, есть ли в баре-гадюшнике видеокамеры, поэтому действовал крайне осторожно. На этот раз патриархальность наших отхожих мест сыграла мне на руку: видеокамер, действительно, не было; рейсовых автобусов тоже не было, и я почти ничем не рисковал, лишь надвинул на глаза козырёк бейсболки.
Алик Юхансон настолько был уверен в своей безопасности, что даже не закрыл кабинку, и эта байка о том, что везёт только пьяным, оказалась не про него. Я ударил его в спину со всего маху. От такого удара человек на несколько секунд теряет ориентацию и у него останавливается дыхание.
Я вытащил у него из кармана золотой жетон и убедился в наличие на нём инициалов Е. Н. и в личном номере Ефрема Набатникова. Номер у Ефрем Набатников, позывной Юз, заканчивался на цифру двадцать пять, у него на Университетской была квартира номер двадцать пять.
Я подумал, что если бы жетон оказался не Ефрема Набатникова, а поделкой, то извиняться бы всё равно не стал хотя бы за услышанный разговор и за пренебрежение к нашей борьбе.
Я сорвал с Алика Юхансона куртку и заткнул ею сливное отверстии в унитазе, а потом спустил воду, и она поднялась почти до краёв.