Читаем На Земле и в космосе полностью

К манере В. Шефнера в чем-то близок белорусский писатель Георгий Попов в романе «За тридевять планет». Роман этот, очевидно, тоже, по крайней мере в замысле, должен быть отне­сен к юмористической рубрике. Одновременно мы возвращаем­ся к космическим полетам, но ведь лететь «за тридевять планет» можно, конечно, и с не очень серьезными целями. Например, желая позабавить читателя. Вот такого фельетонно­го персонажа по имени Эдик Свистун и забрасывает Г. Попов на планету, которая как бы абсолютный двойник Земли. Там и местность такая же, какая была вокруг родной дере­веньки Эдика, и сама деревня такая же, и даже инопланетный Эдик Свистун тоже есть, правда он оказался в отпуске, что и позволило земному визитеру несколько дней выдавать себя за него. Все это написано мило, легко, с доброй усмешкой, но жаль, что ни на Земле, ни на ее близняшке не происходит ничего ну хоть сколько-нибудь примечательного: герой плавает в озере, целует девушек, ведет повседневные беседы с окру­жающими, так что осталось некоторой космической тайной: зачем понадобилось отправлять его столь далеко.

* * *

Оригинальную фантастическую гипотезу удалось придумать ленинградцу Александру Щербакову в повести «Змий» (сб. «Незримый мост»). Действие ее происходит в одной заокеанской стране. В поисках заменителя обыкновенной бумаги ученым удается создать «пейперол» — биокристаллическое соединение, на котором можно не только писать, оно способно вступить в телепатическую связь со своим «партнером», вдохновлять или угнетать его и даже передавать написанное в эфир. Понятно, какое мощное орудие воздействия и слежки получили бы в свои руки правящие круги того общества, в котором отношения меж­ду людьми искажены, поставлены с ног на головы, подобно одной из комнат богатого дома — очень удачный образ! — где для развлечения подгулявших гостей пол превращен в потолок, а потолок — в пол.

Понятна и та завеса секретности, которую пытаются опус­тить вокруг истинных свойств «пейперола» заинтересованные лица. Писателю удалось передать атмосферу всеобщего недо­верия, при которой моральным кредитом уже не пользуется никто, нет веры даже высокопоставленным участникам секрет­нейшего совещания, которые, собственно говоря, сами и явля­ются вдохновителями и организаторами этой атмосферы. Особо впечатляюще описана процедура санирования — лишения лю­дей памяти, дабы они не смогли рассказать, что видели и слышали.

«Пейперол» служит для автора неким символом открытий эпохи НТР, в равной степени способных быть обращенными в добро или во зло и в конечном счете заставляющие каждого человека выразить к ним свое личное отношение. Таким откры­тием, заставившим прозреть многих западных ученых и общест­венных деятелей, была в свое время атомная бомба или в наши дни — конечно, это случай другого масштаба — рискованные опыты с «генной инженерией». В повести А. Щербакова личную ответственность за судьбы если не мира, то своей страны осознает после всего, что он увидел и услышал, сенатор Тинноузер, и можно не сомневаться, что он найдет себе союзников в борьбе против обезличивания и оболванивания людей, про­тив политики, которую долгие годы проводил и он сам...

В маленькой повести Сергея Абрамова «В лесу прифронто­вом» (из авторского сборника «Опознай живого») действует традиционная, можно сказать, серийная машина времени, но это не имеет никакого значения, так как фантастический ход нужен автору не сам по себе, а ради решения серьезной нрав­ственной задачи. Неожиданно для экспериментаторов, которые вели в Брянском лесу опыты с «генератором временного поля», на проселочной дороге появляются две машины с эсэсовцами, которые, нимало не подозревая, в каком времени они очутились, направляются в ближайшее село с карательными намерениями. А там мирные жители, дети, старики; фашистов надо остано­вить во что бы то ни стало! И вот физик, когда-то бывший пар­тизаном, и три никогда не нюхавших пороха студента-москвича принимают бой. Три дробовика против трех десятков «шмайссеров».

Можно спорить, достаточно ли психологически достоверно действуют герои рассказа. Но им надо многое простить: неожиданность, растерянность, страх — не за себя, за то, что в результате их нечаянной беспечности могут пострадать ни в чем не повинные люди. Словом, переживания героев рассказа были весьма насыщенными. Автор сумел показать, что и сего­дняшние молодые люди в критический момент так же почувст­вовали себя солдатами, как их отцы три десятилетия назад. Авторский замысел здесь четкий и определенный.

Этого нельзя сказать, например, о повести того же С. Абра­мова «Приключение на Лесной улице». К сожалению, вариации на испытанные в научной фантастике темы, вариации, за кото­рыми не стоит ничего или по крайней мере ничего нового, продолжают появляться на страницах, печатных изданий. Так, в упомянутой повести вновь обнаруживаются параллельные миры, видением которых тамошние обитатели смущают умы нескольких москвичей. Зачем они это делают, автор не сооб­щает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батюшков
Батюшков

Один из наиболее совершенных стихотворцев XIX столетия, Константин Николаевич Батюшков (1787–1855) занимает особое место в истории русской словесности как непосредственный и ближайший предшественник Пушкина. В житейском смысле судьба оказалась чрезвычайно жестока к нему: он не сделал карьеры, хотя был храбрым офицером; не сумел устроить личную жизнь, хотя страстно мечтал о любви, да и его творческая биография оборвалась, что называется, на взлете. Радости и удачи вообще обходили его стороной, а еще чаще он сам бежал от них, превратив свою жизнь в бесконечную череду бед и несчастий. Чем всё это закончилось, хорошо известно: последние тридцать с лишним лет Батюшков провел в бессознательном состоянии, полностью утратив рассудок и фактически выбыв из списка живущих.Не дай мне Бог сойти с ума.Нет, легче посох и сума… —эти знаменитые строки были написаны Пушкиным под впечатлением от его последней встречи с безумным поэтом…В книге, предлагаемой вниманию читателей, биография Батюшкова представлена в наиболее полном на сегодняшний день виде; учтены все новейшие наблюдения и находки исследователей, изучающих жизнь и творчество поэта. Помимо прочего, автор ставила своей целью исправление застарелых ошибок и многочисленных мифов, возникающих вокруг фигуры этого гениального и глубоко несчастного человека.

Анна Юрьевна Сергеева-Клятис , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза