Наблюдатель

Полдень был душным, гнетущим. Небо клубилось оттенками серого, отчего беспокойное море окрасилось в фиолетовый, а сосны казались гуще, чем когда-либо. В клетке своей крошечной комнаты я задыхалась от приступа клаустрофобии, и чем больше читала, тем ближе подступало беспокойство. Где она? Где Астрид? Снова я вспомнила о дневнике, который она якобы вела и который так будоражил Майкла. Как это на него похоже: желание полностью заполучить в свои руки контроль над ситуацией. И как он был одержим ее голосом: Астрид-певица, Астрид с ее едва ли не обожествляемым ист-эндским выговором. Но в самые важные моменты ее голос как будто вовсе угасал, заглушенный его собственным.

27

Майкл

На ужин я пошел только ради того, чтобы увидеть ее лицо, – но одному Богу известно, чего мне это стоило. Целый день, будто пригвожденный, я пролежал на бетонном полу сарая, слушая, как барабанит по рифленой железной кровле дождь, наблюдая за преломляющимися лучами света.

Мигрень началась накануне – как только я увидел, что она уезжает вместе с Лоуренсом и Люком. Всю ночь, не смыкая глаз, я просидел на мысе, глядя в бескрайнюю черноту моря.

Помню лицо Анны, пробравшейся в уютный кокон моего сарая.

– Майкл? Ты что… Что это у тебя с глазами… с челюстью… Ты того

, да?

Я велел ей убираться, и трескучая вульгарность моих слов на фоне ее нежного тембра показалась струйкой мочи в стакане молока. И вдруг я подумал: я хочу ее; как пронзительна боль одиночества… Но нет, на самом-то деле я хотел вовсе не ее. Мне просто нужно было поспать. Господи Иисусе, жара-то какая… Как отвратительно жарко! Вот бы просто поспать. В ту ночь мне это удалось – ну или почти, – а проснувшись, я тут же вышел во двор и поискал глазами машину. Но ее все не было. Я знал, что они поехали провожать Люка в аэропорт, – так почему же теперь, спустя сутки, тачки до сих пор не было на месте?

В ее комнате было темно и прохладно. Можно было бы прилечь там и подождать – она скоро вернется. Мои дневники лежали стопкой у ее стола, и при мысли о том, что она их читает, я вдруг почувствовал, что разрозненные кусочки меня вновь собираются воедино, образуя нечто целостное, осязаемое. Подушка пахла Астрид. Я взял в руки старую тетрадь; один вид ее всколыхнул во мне волну воспоминаний – даже почерк у меня тогда был в точности такой же и при этом до неузнаваемости иной. Я принялся листать страницы в поисках нужного отрывка, зарываясь лицом в ее запах, чувствуя ее мягкие, пушистые волосы – маленький золотистый пучок между бедрами. Боже, я видел ее как наяву – «Текниколор», «звук вокруг», виртуальная реальность. Она снова была со мной.

После того как набросился на нее сразу же по возвращении домой (она была такой хорошенькой с выступившим на щеках румянцем и полными слез глазами!), я целый день пролежал на полу. Распятый. Шел первый в этом месяце настоящий дождь. Он собирался несколько дней и теперь пролился фиолетовым потоком, прорвав небо. Море под этим небом тоже было фиолетовым, а густая зелень сосен стала ониксовой и матовой. Я снова чувствовал, что живу: это мысль о ней оживила меня.

Мы всемером теснились за маленьким кухонным столом, и в глазах у меня рябило. Она сидела рядом с Клариссой (которая вдруг превратилась в Диану – боже, как мне было паршиво!) и Томом. Ларри ел молча. Лицо у него было серое, и на свою порцию он набросился, как голодный троглодит, делая паузы лишь для того, чтобы отхлебнуть пива. Она пару раз украдкой встретилась со мной взглядом, и я ободряюще улыбнулся, давая понять, что все позади, что это утро было наваждением – что я люблю ее. Я смотрел, как она незаметно превращается в мою Астрид, потом – обратно в себя саму. Дженни попеременно поворачивалась то ко мне (на лице нет морщин, а волосы, как прежде, черные), то к своему взрослому сыну. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не засмеяться в голос. И так – до бесконечности.

* * *

На другой день уже Лия, не Астрид, сидела в шезлонге, вытянув ноги, и что-то писала в одной из своих записных книжек. Я присел рядом и закурил – и я уверен: она наблюдала за тем, как я стряхиваю пепел, на мои руки, на «мужской изгиб» запястий (так она однажды сказала, болтая с моей дочерью). Я ощутил электрический разряд, какой обычно сопровождает осознание того, что нашел идеальную мишень. Снова Астрид; складка под грудью, подколенные ямочки…

– Я закончила набирать дневники, сегодня верну их вам, – сказала Лия – гораздо резче, чем я ожидал.

– Да? – переспросил я.

– Хотела показать, что для меня это серьезно, – продолжала она язвительно.

Я прочистил горло.

– Лия, – тихо проговорил я. – Когда вы с Ларри вернулись вчера, я был в плохом настроении. Не хотел быть с вами таким резким.

– Уверена: я это заслужила, – монотонно отозвалась она, уставившись на камни. – Нечего было исчезать без предупреждения.