Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Имена учителей физматшкол в Ленинграде в интеллигентской среде произносят с придыханием. Они — живые легенды, полубоги. Самым сильным учителем, которого я видел в жизни, был Иосиф Яковлевич Веребейчик. Он преподавал в 30-й школе математику. Это был человек, похожий на французского артиста Жана Габена. Почти весь урок молчал, курил крепчайшие сигареты «Друг». А урок шел, повинуясь его взгляду. Выходили ученики, решали примеры, получали отметки. Сказать что-нибудь лишнее просто боялись, потому что из уст в уста передавалась история о том, как двое учеников в одном классе решили на уроке математики сыграть в шахматы. Иосиф Яковлевич подошел к шахматной доске, взял её и стукнул по голове одного из учеников. С тех пор в шахматы на уроках математики больше не играли. Макаренко в «Педагогической поэме» тоже прибегал к рукоприкладству. Ученики перед Веребейчиком преклонялись, его питомцы брали дипломы олимпиад по математике, выпускники без проблем поступали на матмех и физфак.

Иосиф Яковлевич Веребейчик

Одни учителя невероятно суровы, другие, напротив, либеральны, но учиться у них для ребенка — шанс в жизни, гарантия поступления в вуз и возможность научной карьеры. Престиж науки в обществе чрезвычайно высок. Физико-математические школы пользуются бешеной популярностью.

Михаил Шифман:«Мы как-то с женой возвращались из Филармонии, было около полуночи, и я увидел, выйдя из метро, что около школы толпа стоит. Я поинтересовался, что происходит. Оказалось, это родители, которые записываются и отмечаются в очереди. В десять начинается прием в школу».

Михаил Львович Шифман

После обычной школы в физико-математической дети чувствуют себя просто ужасно: домашнее задание задают воловьими дозами: двадцать задач по математике, десять задач по физике — и все это — за вечер. Но постепенно ребенок, если он выдерживает, адаптируется, как спортсмен к нагрузке (неслучайно в британских школах преподавателей математики называют тренерами), то начинает обладать несколькими важными качествами: умением работать, планировать свой день, анализировать.

Выпускники физматшкол постоянно оказываются в центре идеологических скандалов: конфликтуют с комсомольским начальством, свободно общаются с иностранцами, попадаются на самиздате. Со второй половины 70-х эти школы находятся под пристальным вниманием властей: слишком уж нестандартны работающие там учителя и дети, которых они выпускают.

В 1976 году в Ленинграде стартует кампания, направленная на сокращение числа физматшкол. В 1977 году две знаменитые школы — 38-я физическая и 30-я математическая — объединены и оказались в здании на окраине Васильевского острова. Часть педагогов пришлось уволить.

Эльвира Иовлева:

«Переезд был в здание, которое пришлось приспосабливать для физико-математической школы. Это было здание, построенное как восьмилетка, и, конечно, учить старшеклассников было довольно сложно. Первое, с чего мы начали, — перепланировка помещений».

Михаил Шифман:«Создали комиссию, в которую входили представители обкома, горкома, райкома, Университета, Педагогического института, Института усовершенствования учителей. Это трудно себе представить: я даю урок, а у меня сзади сидит двадцать пять человек — членов комиссии. Часы на физику и математику хотели сократить. А за счет чего? Наверняка за счет гуманитарных предметов! А что такое гуманитарные предметы? Это идеология!»

Через несколько лет после объединения и переезда 30-й школе директивой сверху навязывается обучение в начальных классах. Для специализированной школы — нонсенс. Цель одна — низвести легендарную «тридцатку» до уровня районной общеобразовательной школы.

Сергей Зеленин, директор Академической гимназии с 1990 по 2000 год, вспоминал: «В 45-м интернате и в 239-й школе набора в первый класс не было, но 45-й интернат перевели с улицы Савушкина в Петергоф. Зачем? Якобы чтобы быть ближе к естественно-научным факультетам Университета, но смысла в этом большого не было».