Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Из стен школы молодежь выйдет не только с аттестатом зрелости, но и с производственными навыками, которые она получает и в школе, и цехах завода. В киножурналах звучит такая прямая речь рабочих-старшеклассников: «Мы все работаем на заводе уже три года. Весной 59-го года мы получим все рабочие разряды, а через год после окончания школы мы будем уже квалифицированными рабочими. Ну а я решил остаться работать на заводе и получить высшее образование без отрыва от производства. Такой путь перестройки образования открывается перед всеми школьниками».

Обучение в старших классах необходимо привязать к освоению необходимых стране профессий. Не поступил выпускник в институт — пусть отправляется на завод. Неожиданным побочным эффектом реформы стало открытие физико-математических школ — результат договоренности военных и академических кругов. Представители московских, ленинградских, новосибирских, киевских академических кругов выдвинули идею: логично открыть несколько школ, в которых политехнизация означала бы прежде всего обучение программированию.

Валерий Рыжик:

«Военные сообразили, что современные боевые действия могут вестись только с помощью ЭВМ. Стали остро необходимы специалисты среднего звена. Работники должны были уметь пробивать программы на перфокарты».

В роскошном здании в самом центре Петербурга на углу Адмиралтейского проспекта и Исаакиевской площади, известном как Дом со львами, где Евгений в «Медном всаднике» переживал наводнение, первого сентября 1962 года открылась первая в Советском Союзе физико-математическая школа — легендарная школа № 239. Инициаторами ее создания стали два известных математика из Института математики имени В. А. Стеклова — Георгий Иванович Залгаллер и Виктор Абрамович Петрашень, а первым директором стала Мария Васильевна Матковская.

Дом со львами

Георгий Иванович Залгаллер

Мария Васильевна Матковская

Борис Гребенщиков:«239-я школа — это мечта, легенда, вспоминаю ее с наслаждением. Поступил я в нее, потому что кому-то из моих родителей показалось, что у меня есть математические таланты. Возможно, они и были, потому что я выигрывал какие-то городские математические олимпиады. Сейчас я даже представления не имею, как я это делал. Но почему-то меня туда взяли — из обычной окраинной школы, где у меня в классе два человека знали, что книги можно читать, остальных это как-то не интересовало. И попал я в такой рассадник интеллектуализма, что почувствовал себя в раю, и в этом раю я и прожил два года…»

В 1960-е в Ленинграде два типа школ: восьмилетние, откуда прямая дорога в ПТУ, и одиннадцатилетние, где последовательно вводят профессиональное обучение за счет базовых предметов. На особом положении языковые спецшколы, но туда без серьезной протекции не попасть — это оазис для детей партийной и академической номенклатуры. С возникновением физматшкол наконец-то появляется альтернатива, долгожданное прибежище для талантливых детей из среды трудовой интеллигенции. Выпускники этих школ не спешат становиться программистами в армии, но поголовно поступают в технические вузы, источник пополнения кадров для закрытых оборонных НИИ, известных в народе как «почтовые ящики».

Даниил Александров:«Мне рассказывали люди, боровшиеся за физико-математические школы, что во время совещания в Ленинградском обкоме партии секретарь обкома встал и сказал: „Вы хотите создать школу для интеллигенции, чтобы выращивать интеллигенцию!“ Но власти были вынуждены с этими школами мириться, потому что за этим стояло требование развития науки для военно-промышленного комплекса».