Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Некоторые полагают, что немаловажным фактором появления этих школ было то, что руководителям вузов нужно было думать об образовании собственных детей, а о качестве школьного образования они имели адекватное представление.

В 1962 году на углу 7-й линии и Среднего проспекта Васильевского острова возникает еще одна физико-математическая школа. Под руководством директора Татьяны Владимировны Кондратьковой школа № 30 превращается в мощнейший центр по изучению математики и физики детьми. Я учился здесь в девятом и десятом классе. Татьяна Кондратькова — в Ленинграде человек влиятельный, жена директора знаменитой обувной фабрики «Скороход». На преобразование «тридцатки» Кондратьковой фактически дан карт-бланш. Как бы смешно ни звучало, но ее директорство выглядело как недосмотр властей: в двух физико-математических школах Васильевского острова — тридцатой и тридцать восьмой — директора не были членами партии. Более того, девичья фамилия Татьяны Владимировны Кондратьковой — Юденич.

Татьяна Владимировна Кондратькова (слева) на Первомайской демонстрации

А в 1963 году открылся 45-й интернат при Ленинградском государственном университете. Таких интернатов в стране было всего четыре: в Москве, в Новосибирске, в Киеве и вот здесь, в Ленинграде. Со всех концов страны, из городов и даже из деревень сюда приезжали дети, одаренные в области математики, физики и биологии, в основном победители и участники олимпиад по этим предметам. В первом наборе ленинградцев не было вовсе, а в последующие годы на первых порах их количество составляло 5–10 процентов. С созданием 45-го интерната система физико-математических школ в Ленинграде была завершена. И хотя интернат больше не находится здесь, а разделен между Петергофом и Петербургом (сейчас он называется Академическая гимназия), входит в число самых замечательных физико-математических школ. 45-й интернат был своего рода аналогом знаменитых английских частных школ Итона и Рагби, питомников английского истеблишмента. Попасть туда — вытянуть счастливый билет. Одаренный ребенок из глубинки выходил из его стен причастным к сакральному телу науки и получал шанс в жизни.

Физико-математические школы в Ленинграде, так же как и в других городах, создавались с нуля. Не было специалистов, способных работать в новых условиях. К составлению школьных программ привлекли ведущих ленинградских физиков и математиков. Мало того, ученые мужи на время сами переквалифицировались в школьных учителей — пока кадры не подрастут. В школу пришли ученые с педагогическими способностями, умевшие держать аудиторию. Учеба шла интенсивно. Шесть-семь уроков шесть раз в неделю. Преподавали физику и математику молодые сотрудники университета. Они не имели педагогического образования, но взаимодействие сильных школьников и увлеченных преподавателей дало очень интересные результаты.

В физматшколах нет и в помине цинизма, учителя говорят исключительно то, что думают. А думают они не только о своем предмете, но и о поэзии, искусстве, политике. Педагоги — типичные шестидесятники.

Система таких школ — по сути просветительский проект. Учителя создают клубы и кружки, устраивают внеклассные дискуссии. В основе этой системы — простая мысль, что знание ценно не само по себе — оно дает свободу.

Так, в школе № 239 в 60–70-е годы официально действовали литературный клуб «Алые паруса», научный клуб «Тензор», туристский «Шаги», вокруг которых крутилась внеклассная жизнь.

Борис Гребенщиков:«Я помню, там была доска вопросов и ответов, на которой ученики могли задать какие-то ехидные, как они считали, вопросы учителям, а учителя по мере сил политкорректно старались на них отвечать. В частности, по поводу событий в Чехословакии в 1968 году спрашивали. Для меня как человека с окраины Ленинграда тогда это было как глоток свежего воздуха. И таких глотков было много».

Выпускники физико-математических школ сотнями поступали в ленинградские институты и университет и, будучи совершенно по-иному воспитаны, чем сверстники, искренне считали, что всякое утверждение, в том числе и политическое, надо доказывать; человек вознаграждается тем больше, чем лучше он работает, чем умнее и сообразительнее. А попадали в мир, где важнее были не знания и умения, а комсомольская карьера или связи, где списывать на экзаменах считалось абсолютной нормой. Естественно, они выделялись, как белые вороны, и начальство не знало, что с ними делать.