Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Валентин Тихоненко:«Я всю жизнь прожил в коммуналке на „собке“[2]

. Какие люди там жили! В 1942 году, когда я упал в обморок от голода, человек, который на следующий день умер, принес мне свой довесочек. Не от этого довесочка я встал, а от теплоты. А хлеб-то был гнусный, целлюлоза была наполовину, с неба кожа слезала лохмотьями от кислотности».

Как во французском фильме «Замороженный», люди этого поколения содержались в холодильнике советской власти в ее самый блестящий и самый мрачный период и вдруг вышли на просторы фестиваля молодежи и студентов и запели «А я иду, шагаю по Москве». Удачливее этой когорты в российской истории не сыскать. Разве что шестидесятники XIX века (от Николая Первого — к великим реформам) или «поколение Пепси» — постперестроечные.

Очередь у продуктового магазина (1966, Ленинград, Гутников А. Ю. ЦГАКФФД СПб Ар 64749)

Ленинградцы на Первомайской демонстрации

Молодые после 1953-го определили развитие культуры и гражданского общества в Ленинграде. Между Виктором Конецким (1929) и младшим Сергеем Довлатовым (1941) — 12 лет разницы. Конецкий был одногодком Виктора Голявкина, в 1930-м родился Борис Вахтин, в 1931-м — Глеб Горбовский, в 1932-м — Владимир Арро, в 1933-м — Александр Городницкий, год спустя — Владимир Марамзин, в 1935 году — Рид Грачев, Сергей Вольф, Людмила Штерн, Яков Гордин и Евгений Рейн. В 1936-м — Дмитрий Бобышев, Анри Волохонский, Анатолий Найман, Виктор Соснора, Александр Кушнер. В 1937-м — Владимир Уфлянд, Андрей Битов, Лев Лосев, Игорь Ефимов. В 1939-м — Валерий Попов и Валерий Воскобойников. В 1940-м — Иосиф Бродский, Андрей Арьев и Алексей Хвостенко.

Сверстники писателей — художники Александр Арефьев (1931), Гага Ковенчук (1933), Олег Целков (1934) и его погодок Михаил Беломлинский; режиссеры Илья Авербах (1934), Алексей Герман (1938), Гета Яновская (1940), Кама Гинкас (1941); артисты Сергей Юрский (1935), Олег Басилашвили (1934), Зинаида Шарко (1929), Нина Ургант (1929), Алиса Фрейндлих (1934); танцовщик Рудольф Нуреев (1938), балерины Алла Осипенко (1932) и Наталья Макарова (1940), композиторы Андрей Петров (1930), Борис Тищенко (1939), Сергей Слонимский (1932), Станислав Пожлаков (1937), Александр Колкер (1933), Валерий Гаврилин (1939), шахматисты Борис Спасский (1937); Виктор Корчной (1931), тренеры Юрий Морозов (1934), Владимир Кондрашин (1929), Николай Пучков (1930), Вячеслав Платонов (1939), нобелевский лауреат Жорес Алферов (1930).

Социалистической системе, созданной Сталиным, нельзя отказать в эффективности. Действительно: принял страну с сохой, оставил с ядерным оружием. Всеобщая грамотность, какое-никакое бесплатное медицинское обслуживание. Сельская страна стала городской. Советской власти удалось выиграть Гражданскую войну, подавить внутрипартийную оппозицию, разгромить басмачей и бандеровцев. Советское влияние распространялось на огромную территорию от Меконга до Эльбы.

Чтобы быть эффективной, советская система должна была быть тоталитарной: не можешь — научим, не хочешь — заставим. Гражданин СССР работал на госпредприятии, покупал в госторговле и изредка на колхозном рынке, читал, то, что предписано, носил то, что все. Проводил культурный досуг на спортплощадке, в лектории общества распространения политических и научных знаний, участвовал в народном театре Дворца культуры, слушал то, что звучало из репродуктора. Нравится или не нравится, но только так система могла быть эффективной. Любой шаг в сторону считался побегом, конвой стрелял без предупреждения.

Это не значит, что все были согласны. Как мы видели из предыдущей части нашей книги, разномыслие выражалось по-разному, но от канона отходили и те, кому всепобеждающее учение Ленина — Сталина в его последней редакции казалось мертвящим нонсенсом, и те, кто продолжал верить в Бога, и те, кому Тарзан казался интереснее Павки Корчагина. И уголовники, и спекулянты, и шпана, и «несуны», и те, кто нелегально распространял «пластинки на костях». Все виды отклоняющегося поведения — от вызывающих цветов галстука до политически сомнительного анекдота — преследовались. «Моральная устойчивость» и «идейная выдержанность» строго регламентировались.