Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Иосиф Бродский, поэт: «Первой оказалась, естественно, прическа. Мы все немедленно стали длинноволосыми. Затем последовали брюки дудочкой. Боже, каких мук, каких ухищрений и красноречия стоило убедить наших мамаш-сестертеток переделать наши неизменно черные обвислые послевоенные портки в прямых предшественников тогда еще нам неизвестных джинсов! Мы были непоколебимы, как, впрочем, и наши гонители: учителя, милиция, соседи, которые исключали нас из школы, арестовывали на улицах, высмеивали, давали обидные прозвища».

Валентин Тихоненко:

«Движение стиляг, фарцовка — это был поиск иного подхода к жизни, попытка остаться живым и наполнить свою жизнь интересными связями, людьми, спровоцировать кого-то».

Валерий Попов:«Первые стиляги — это были люди, конечно, самые дерзкие, самые отчаянные, они явно шли на драку с советской властью, они не боялись ничего. Они вышли первые и полегли, их, конечно, всех смяло».

Актеру требуется зритель. Для стиляг сцена — главная улица города. Ее называют между собой не иначе как Бродвеем, или сокращенно Бродом. По Гоголю, Невский проспект — «всеобщая коммуникация Петербурга». Скорее не улица, а демонстрационная площадка, два тротуара — подиума. Всякий приходит других посмотреть и, прежде всего, себя показать.

Примета именно хрущевского времени: «Я не такой, как все». До 1956 года в однообразной массовке ленинградских улиц выделялась только шпана, в моду вошла эдакая приблатненность.

У меня идет все в жизни гладкоИ аварий не было пока.

Мне знакома каждая палатка,Где нальют мне кружечку пивка.(Песня Юры из к/ф «Весна на Заречной улице», слова А. Фатьянова)

Хулиганы — поначалу единственные, кто не боится выделяться на улице. Только им нипочем ни милиция, ни комсомол, ни общественное мнение. Но теперь на смену плохишам советских улиц приходят совсем другие герои.

Валерий Попов:«Раньше всегда хулиганский город, хулиганские кумиры, все это было так: чем хуже, тем лучше. То есть чем хуже человек учится, чем больше дерзит учителям, чем он неряшливей, чем он страшнее, тем он лучше. Была такая эстетика обратная. А вот тут я почувствовал взлет элегантности, взлет ума, взлет остроумия».

Анатолий Кальварский:«А хиляли по Броду. Это считалось от Литейного до Московского вокзала, вот там мы все хиляли по Броду, и вот там вся эта плесень и ходила».

С семи вечера начиналось всеобщее фланирование по Броду. Брод начинался гастрономом на Невском, 78, называвшимся в народе «Зеркала»: у него были огромные зеркальные витрины. Здесь располагались кинотеатры «Аврора», «Октябрь», «Титан», «Художественный», пивбар на углу с улицей Маяковского, знаменитая сосисочная «Три поросенка», Дом Всесоюзного общества театральных работников. Брод — своего рода социальная сеть на свежем воздухе, возможность узнать свежие новости о кино, джазе, общих знакомых, получить нецензурованную информацию о городских делах, «вписаться» в пикник или вечеринку. «Своих» узнавали сразу — благодаря стиляжьей спецодежде, видной издалека, вызывающей.