Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Анатолий Кальварский:«Был тогда такой спортивный человек, это был Вальдемар Посенчук[4]

, который потом сделал знаменитый ресторан „Тройка“. Он был человек с юмором, такой розовощекий молодой троглодит, очень симпатичный. И он носил пальто-сюртук с карманчиком, откуда выглядывал такой белоснежный платочек, шляпа-котелок, он был единственный, кто ходил в котелке, естественно, белое кашне. Трость у него была, он цеплял ею девушку. „Одну минуточку, девушка“. Вот так он знакомился с девушками.

Один молодой человек ходил с раскладушкой и говорил: „Ищу хату, ребята, ищу хату“, всегда ходил с раскладушкой. Я не помню, как его звали, это был известный человек, все очень смеялись. В основном говорил: „У кого есть хата?“, чтоб встречаться с девушками… Были мы очень плохими ухажерами и отпугивали девушек. Например, мой приятель, когда ему удавалось пригласить к себе девушку, он тут же гасил свет и говорил: „Отсюда живой никто не выйдет“».

Как во всяком театре, на Броде чрезвычайно важны женские роли, особенно в амплуа инженю. Настоящие секс-бомбы Ленинграда 1950-х, формировавшие стиль не меньше, чем кинозвезды, объекты страсти, предметы зависти и образцы для подражания, женщины-стиляги были известны в основном как жены или подруги.

Жанна Ковенчук:«Во-первых, Жаннка Банчковская[5]

, потом была Таинька Сычеванова, Тамарка Полянская, Тамара Петрова, Неллька Майорова, манекенщица; Женька Петина. Аська Пекуровская моложе… но не могу сказать, что она из первых. Хотя она была эффектная. Танька манекенщица была, дело в том, что она была на Дрезденской выставке, там она вообще потрясла всех».

Анатолий Кальварский:«Одна девушка объявила общегородской конкурс: она отдастся кому-то на каких-то условиях. И я помню, что какой-то претендент на ее девственность, как она утверждала, был вынужден раздеться и прийти голым в училище Штиглица. Публика была в шоке, никто не мог этого ожидать. А потом началась драка, знаменитая драка, когда вызывали милицию, там дралось человек примерно 250».

Валерий Попов:«Это была эпоха ярких личностей».

Послевоенный Ленинград жил бедно. Донашивали, ушивали, перешивали. Многих выручала форменная одежда: гарнизон, курсанты военных училищ, слушатели академий, студенты Горного института, школьники (с 1949 г.), ремесленники. Мундиры носили милиционеры, вохровцы, гэбисты, вагоновожатые, служащие Министерства финансов и Госбанка, государственного контроля, заготовок, геологии и охраны недр, угольной промышленности, черной металлургии, цветной металлургии, химической промышленности, лесной и бумажной промышленности, электростанций, речного флота и Главного управления геодезии и картографии МВД. Подданные и в частной жизни должны были быть как бы солдатами и офицерами единой армии. Большинство же одевалось практически в отрепья: страна только что пережила страшную войну, легкая промышленность не была приоритетом. Говоря словами Осипа Мандельштама: «Я человек эпохи Москошвея. Смотрите, как на мне топорщится пиджак».

Готовая одежда стоила дорого. Телогрейки, валенки, кепки-лондонки, униформа — так выглядела городская толпа в эпоху позднего Сталина.