Надежда Дурова. Русская амазонка

Надежда Андреевна занимала в эскадроне майора Станковича должность командира взвода. Под ее началом находилось 3 унтер-офицера и 30–36 рядовых, 28–32 строевых лошади. Круг обязанностей взводного командира в конном полку Александровской эпохи был четко определен в приказе, данном 28 октября 1808 года инспектором всей русской кавалерии Цесаревичем Великим князем Константином Павловичем:

«Хотя и сказано в Уставе, чтобы вверять взводы гг. офицерам по старшинству их, но не смотря на оное, препоручать взвод по достоинству, господам же офицерам наипрележнейше смотреть за вверенными им взводами как в рассуждении поведения людей, так во всякой малейшей во всех частях подробности, поелику власть полкового командира простирается на эскадронных, а сих последних на взводных офицеров, но в случае ежели что-нибудь замечено будет неисправного в эскадроне, за сие наистрожайше взыскано будет не токмо на эскадронном командире, но и НА ВЗВОДНОМ ОФИЦЕРЕ…»

Как следует из этого приказа, взводные офицеры являлись самыми ближайшими наставниками и начальниками солдат и должны были отвечать как за строевую их подготовку («чтобы люди были совершенно выправлены поодиночке, дабы каждый солдат основательно знал свою должность во всех родах службы, как пешком, так и верхом… чтобы люди, сидя верхом, имели вид непринужденный… чтобы каждый человек умел порядочно ехать в тот аллюр, как приказано будет, не теряя позитуры…»), так и за состояние строевых лошадей, за их выездку и за выполнение ими строевых эволюций.

Существовали различные суждения о действиях взводных командиров в боевой ситуации. Одни утверждали, что «офицер – не мясник, его дело следить за порядком во вверенном ему подразделении». Другие говорили, что «лошадь офицера лучше солдатской, сабля – ничуть не тупее, и честь должна указать ему его место…»

Представившись полковому сообществу, познакомившись с личным составом своего взвода, корнет Александров предался неспешному и размеренному течению повседневной армейской жизни и чувствовал себя при этом превосходно. «Дни мои проходят весело и безмятежно», – писала о службе в гусарах «кавалерист-девица». Множество деталей и подробностей этой жизни осталось в ее памяти. Они нашли свое место в ее романтическом повествовании о романтической Александровской эпохе, придав ему точность и силу документа.

«Встаю всегда с рассветом и тотчас иду гулять в поле; возвращаюсь перед окончанием уборки лошадей, то есть к восьми часам утра… – сообщает о начале своего рабочего дня Дурова. – В квартире готова уже моя лошадь под седлом; я сажусь на нее и еду опять в поле, где учу взвод свой часа с полтора…»

Часам к двенадцати дня учения в поле или в манеже, как правило, заканчивались. Лошадей «выхаживали», то есть водили шагом минут двадцать, чтобы они обсохли после быстрых движений, и только потом ставили в конюшни. В первом часу дня в полках трубили сигнал на вторую дачу корма, и тогда животные получали еще один гарнец овса, честно заслуженного в трудах. Солдаты шли к обеду.

Армейской офицерской традицией являлись общие трапезы. Дурова пишет о них: «…после этого уезжаю в штаб или к эскадронному командиру». Эскадронные командиры обычно держали открытый стол для обер-офицеров своего подразделения. Благодаря воспоминаниям Д. В. Давыдова можно довольно подробно описать питание одного из эскадронных командиров Александровской эпохи – Якова Петровича Кульнева который, будучи майором, более семи лет командовал эскадроном в Сумском гусарском полку, а с 1806 года на той же должности служил в Гродненском гусарском полку.

«Из скудного жалованья майорского (464 рубля и 156 рублей на “рацион” в год. – А.Б.)… уделял треть на содержание дряхлой и бедной матери своей… – пишет Давыдов. – Другую треть употреблял он на необходимые потребности для военного человека: мундиры, содержание верховых лошадей, конной сбруи и прочего; наконец последнюю треть – на пищу себе. Эта пища состояла из щей, гречневой каши, говядины или ветчины, которую он очень любил. Всего этого готовилось у него ежедневно вдоволь на несколько человек. “Милости просим, – говаривал он густым и громким своим голосом, – милости просим, только каждого гостя со своим прибором, ибо у меня один”».

Но младшие офицеры часто устраивали и свои обеды, «без седых усов», как писал один из корнетов Уланского Цесаревича Константина Павловича полка в 1806 году:

«Кто из нас был при деньгах, тот и приказывал стряпать дома. Эти корнетские обеды не отличались гастрономическим изяществом, но были веселее стотысячных пиров. Щи, каша, биток или жаркое составляли нашу трапезу; стакан французского вина или рюмка мадеры, а иногда стакан пива – и более нежели довольно! Но сколько тут было смеха и хохота для приправы обеда, сколько веселости, шуток, острот!..»