Намек. Архивный шифр

Вполне успешный руководитель вышел из Бродова. Он ясно ставил задачи, спрашивал с исполнителя строго — не увернёшься. За хорошо сделанное дело мог не только похвалить, но и организовать для сотрудника поощрение. Чувствовал: идёт дело, получается! Но сам не сознавал, какие преимущества даёт умелое руководство, как вдруг обнаружил: отпала необходимость засиживаться на службе допоздна — только по партийным делам да ради субботника.

Таня так отвыкла от нормальных семейных вечеров, что поначалу встречала мужа с работы ежедневно праздничным ужином. В бывшем доходном доме дешёвых квартир Бродовы получили, как они шутили, комнату с довеском. Большая, светлая комната имела выход в длиннющий общий коридор, а ещё одна дверь вела в крошечное узкое помещение с окошком, где устроили кухню.

В доме сохранилось водоснабжение, а недавно восстановили паровое отопление. Не нужно колоть дрова. Не нужно следить, когда приедет водовоз, и заполнять водой все ёмкости, имеющиеся в доме, или ходить с вёдрами и кастрюлями к уличной водоразборной колонке — в разных жилищах, которые они с женой снимали, бывало и так, и этак. Не требуется по несколько раз за вечер надевать куртку, чтобы прогуляться на двор: в конце коридора имеется всё необходимое. Весь вечер и весь выходной день — твои, и можно проводить их по собственному усмотрению.

Разговоры довольно скоро переговорили. Иногда выбирались в электротеатр, изредка — в театр: ознакомиться с какой-нибудь революционной постановкой. Новинки в Политехническом, открытый большевиками в восемнадцатом Ars Asiatica — занятия разовые, на пару выходных. Что ещё? К любимым забавам прежних лет — катку и ледяным горкам — не тянуло: достаточно намёрзлись за три нищих зимы. И вообще — солидные ж дядька с тёткой! Николай пешком, не торопясь, как и в самое трудное время, доходил от службы до дома. После ужина устраивался на диване с газетой или книгой: ему хронически не хватало знаний по новой для него специальности. Жена присаживалась к столу с шитьём или другим рукоделием. Мягко светила электрическая лампа из-под абажура. Мерно тикали настенные часы…

Между тем последняя ниточка, тянувшаяся к Извольским, оборвалась, когда в их доме появились новые жильцы. По Москве катилась волна так называемых уплотнений. Из старых, годных лишь на снос, бараков, из окраинных трущоб семьи рабочих, ремесленного люда и прочих представителей бывших низших сословий переселяли в дома и квартиры бывших хозяев жизни. Оголтелая продразвёрстка и голод выгнали из деревни в город массу людей — искать лучшей доли. С приходом НЭПа на селе полегчало, но из города обратно, к родным землям, никто уже не поспешил. Даже в Петровском пассаже устроили, вместо торговли, коммунальные квартиры. Понятно, что опустевшему особняку Извольских и подавно не дали долго пустовать, а превратили в многоквартирный дом.

Николай, свободным вечером специально завернувший на Сивцев Вражек, постоял на улице и во дворе, полюбовался жизнью новых жильцов. Входили и выходили молодые мужчины и женщины, одетые просто, по-рабоче-крестьянски, как принято теперь говорить. Две няньки лет по тринадцать — четырнадцать приглядывали за целой стайкой малышни, резвившейся на траве у флигеля. Невозможно было не признать, что унылая летаргия старинного особняка, в которой тот провёл не один десяток лет, сменилась гораздо более живой и весёлой жизнью.

Николай уходил, бесцельно петляя арбатскими переулками, в полной убеждённости, что ему уже никогда не найти сведений о друге юности.

Большое оживление наблюдалось у районного отделения милиции. Видимо, только что поймали воришек или налётчиков, и теперь несколько служителей правопорядка конвоировали их для допроса и оформления протокола. Нарушители общественного спокойствия не смирились со своей участью, вырывались, громко ругались. Ещё громче гомонили зеваки, тащившиеся следом. А может, то были свидетели, которых пригласили для дачи показаний.

Николаю подумалось, что в таком бедламе задержанным проще ускользнуть, и он подошёл ближе: вдруг потребуется помощь! Членство в РКП(б) и служба в наркомате приучили его чувствовать личную ответственность за то, что происходит вокруг.

Однако обошлось без эксцессов: процессия благополучно всосалась в дверь отделения. А Николай отправился дальше. Он теперь обратил внимание на то, что находится один в переулке и что вечер уже вступил в свои права. В юности ходил по ночам пустыми улицами и не думал о плохом. Дураком вроде не был, понимал, какие опасности таятся в московских тёмных подворотнях. Но не думал об этих опасностях. Теперь что изменилось? Появилось, что терять. Так?

Внезапно и, как это часто случается, без всякой связи с предметом предыдущих размышлений сознание озарила свежая и совершенно новая идея…

Почему раньше при попытках разузнать хоть что-то о судьбе друга в Николае не просыпался архивист?! Отчего он проснулся лишь теперь, когда с архивной службой кончено и Николай занят новой для себя деятельностью? Непостижимо!..