Намек. Архивный шифр

Начиная с восемнадцатого года Николай мог в любой момент получить повестку, потому что призывали граждан от девятнадцати аж до сорока. Но, очевидно, дореволюционная система учёта военнообязанных сохранилась, и Бродова с его белым билетом не трогали. Стать красноармейцем он мог только добровольно. Заключение о физической годности — единственное, что беспокоило. По незажиточному крестьянскому происхождению Николай подходил в качестве добровольца как нельзя лучше.

Предварительно Николай внимательно прочитал февральский приказ Реввоенсовета о временных правилах приёма добровольцев. По приказу получалось, что будет достаточно принести «свидетельство о способности к военной службе от врача, состоящего на службе в каком-либо правительственном учреждении или советской организации». Николай рассчитывал договориться с врачом. Однако выяснилось, что в военкомате есть свой врач и справки от других тут не принимаются.

Опытный немолодой доктор «поймал» добровольца довольно скоро — всего лишь заставив быстро приседать и несколько раз посчитав пульс. А потом долго мучил: придирчиво выслушивал трубкой, выстукивал пальцами грудную клетку, прощупывал живот, неприятно залезая под рёбра.

— У вас, молодой человек, порок сердца.

— У меня ничего не болит! — изобразил Николай невежду.

— Не удивлён. Субкомпенсированный порок. Пока живёте спокойно — не чувствуете. А в армии вам делать нечего: первый же переход свалит вас с ног.

— Вот и неправда! — продолжил Николай изображать дурачка. — Я могу часами ходить пешком, не уставая.

Врач глядел ему прямо в глаза. Усмехнулся.

— По колено в грязи? С тяжёлой амуницией? Перетаскивая на себе полковые подводы, ежели распутица?

По правде говоря, Николай, незнакомый с армейской жизнью, в таких подробностях её себе не рисовал. Но отступать было всяко некуда.

— Была нужда, я и грузчиком работал, — парировал он с достоинством.

Доктор только рукой махнул.

— Может, у меня с голодухи чего сбоит, — выложил Николай последний, заранее заготовленный аргумент.

— С голодухи? — Врач снова жёстко уставился ему в лицо. — Что ж, нынче разве и грузчиком на хлеб не заработать?

Николай не растерялся:

— Я не один. Жену кормлю.

В суровом лице врача что-то дрогнуло. Он слегка скосил глаза в сторону военного, который рядом, в этой же комнате, переносил в амбарную книгу записи из паспорта другого добровольца.

— Проведём испытание, товарищ Корецкий?

— Что? — Военком поднял от бумаг покрасневшие глаза.

— У товарища… как фамилия?.. Бродова хорошие физические задатки, но меня смущает состояние его сердца. Товарищ утверждает, что сердечная слабость вызвана голодом. Предлагаю поставить на довольствие на пять дней, приступить к обучению. В пятницу я произведу повторный осмотр.

— Больных не надо, — устало сказал командир.

— Повторюсь, товарищ Корецкий, у товарища хорошие физические задатки и высокое умственное развитие, — при этих словах доктор глянул на Николая с иронией. — Находчивый красноармеец, с умственными способностями ведь может стать хорошим командиром. Из низов, как говорится. Разве я ошибаюсь?

— Из народа, — со вздохом поправил товарищ Корецкий и внимательно прочитал написанное Николаем заявление. — Грамотный. Без ошибок… Ладно, будь по-вашему. Поставить на довольствие. Даю три дня, после — повторный осмотр. Если подходит, направим на командирскую подготовку. Нехватка комсостава катастрофическая. Только вот что. На три дня оставить у нас здесь. Домой не пойдёте, ясно? — обратился он к самому Николаю. — А то жене всё скормите.

Ишь, делал вид, что занят, а сам весь разговор слышал!

Три дня Николай исправно учился вместе с другими новобранцами держать в руках винтовку, колоть штыком воздух, прицеливаться в пустоту.

У тех военных, что обучали новобранцев, форма была заношенная, латаная-перелатаная, и сидела мешком, словно с чужого плеча. Как-то не верилось, что красноармейцы живут намного лучше остального трудового народа. Только красные звёзды с молотом и плугом на околышах фуражек чем-то нравились Николаю: лаконично, красиво, броско. Впрочем, большие тряпочные звёзды, нашитые на богатырки, не производили такого впечатления.

«Красная Звезда есть звезда счастья всех бедняков, крестьян и рабочих», — объявил товарищ Корецкий, лично проводивший вечером пропагандистский семинар с новобранцами.

Из пайка, довольно скудного, зато выдававшегося регулярно, Николай съедал только то, что не оставишь: кашу, жидкую болтушку, притворявшуюся щами. Хлеб и остальное, что можно было сохранить, старательно собирал и прятал.

В казарме каких разговоров ни наслушаешься. Бывает весьма познавательно, хоть порой и муторно слушать: всё о еде да о еде.

— …Живут не по-царски. По-простому живут, без шика. Питаются по-простому: хлеб да каша.

— Так уж и без шика! В Кремле-то!

— Ты не знаешь, а я знаю.

— Ну и что ты знаешь?