Наондель

Эстеги поспешила прочь, не дожидаясь моего приказа. Жена тряслась всем телом, от гнева или усталости, не знаю точно. Она взяла ручку сына и поцеловала его тоненькие веки. И прошептала что-то ему на ухо. Потом она посмотрела на меня. Глаза ее показались мне огромными.

– Искан даст ему имя. Пожалуйста, забери его от меня! Не мучай меня больше!

Только тут я поняла, что никогда не видела ее с детьми. Хотя это ее третий сын. Ее лицо не походило на лицо женщины, выбравшей такой жребий: такую жизнь, такое отсутствие любви.

Наклонившись, я взяла младенца. Он был крупный и тяжелый. Лежал он спокойно, но причмокивал губами. Он проголодался. Я вышла с ним в переднюю, где все женщины немедленно разразились радостными возгласами, прослезились и принялись молиться с удвоенным усердием. Изани решительно взяла его у меня из рук и подняла, гордая, словно сама только что исторгла его из своего лона. Мальчик захныкал, расшитые дорогими камнями рукава старой женщины царапали его нежную кожу. Эстеги скоро вернулась с кормилицей, и мать моего господина нехотя отдала внука ее заботам. Я подозвала Эстеги.

– Принеси чего-нибудь поддержать силы Кабиры. Супа, например. И чая из шалфея, чтобы не пошло молоко. Давай ей больше пить. Но главное – позаботься о том, чтобы она могла побыть в покое. Так долго, как захочет. Поняла?

Эстеги кивнула. Я понимала, что возлагаю на плечи такой юной девушки большую ношу, но мне казалось, что она справится. Да и не было никого другого, к кому я могла бы обратиться.

Протолкнувшись через толпу чирикающих женщин, я поспешила в свою комнату, рухнула на постель и проспала целые сутки. Я рада, что моего господина нет сейчас здесь, так что я могу отдохнуть и привести в порядок свои мысли.

Каждый день я принимаю свою дозу Языка Богини. Не желаю понести от мужчины, который не позволит мне оставить себе детей, мою плоть и кровь.

* * *

Здесь у меня нет совсем никаких занятий. Мой господин пользуется моими услугами каждый день, но в промежутках остается еще так много времени. Это время просто утекает в никуда. Я хожу от окна к окну в своей маленькой комнатке и выглядываю наружу. Беру в руки предметы, кладу на место. Никогда раньше я не проводила время в безделье. Мы всегда куда-то двигались. В горы на охоту. Через пустыню на встречу с другим кланом. На юг, чтобы собрать ценные растения вокруг озера Будиен, расположенного в центре пустыни Мейрем, которое клан кочевников может обойти кругом за семь дней. У его западного берега растет Сануэль – древнее дерево, чьи корни уходят в самое сердце Земли. Часто мы отправлялись к святым местам, таким как дерево Сануэль, гора Омоне или бездонное озеро Семаи. Мы шли туда, чтобы мать могла осуществить свои жертвоприношения. Пройдя обряд посвящения, я тоже стала приносить жертвы. Иногда я прикасаюсь к своим шрамам, чтобы напомнить себе об этом. Я посвященная. Я прикасалась к силе Сануэля и отдавала дереву свою кровь.

Кочуя с места на место, мы все время делали что-то руками. Разводили огонь. Чинили одежду или орудия. Когда мать учила меня и моих сестер, мы всегда что-то мастерили руками, слушая ее. Прежняя Гараи прекрасно умела резать по дереву. Когда в руках у меня нож и хороший кусок дерева, я могла вырезать все что угодно: ложку, миску, флейту, пуговицу. Или игрушку для своей самой младшей сестренки, когда она была совсем маленькая.

Она и сейчас еще не большая. Если она жива. Я пытаюсь представить себе, куда ее продали.

Новая Гараи об этом не думает. Все реже она выпускает наружу вопросы и воспоминания прежней Гараи – обычно, когда я сижу и пишу. А писать мне особо не о чем. Новая Гараи не имеет ничего. Все, что она делает, – ждет. Ждет, пока ее заметит господин. Ее руки, как растревоженные птицы, летающие туда-сюда по комнате, без цели и занятия. Она примеряет разные куртки, чтобы понять, какая ей лучше к лицу. Она расчесывает свои волосы. Прислушивается к звукам дворца. Со сменой времен года наблюдает за растительностью у себя под окном. Дождь стучит по-другому по крыше, чем по скале. Иногда у нее возникает мысль выбежать на дождь, почувствовать его своей кожей, ощутить, как ветер развевает ее волосы, словно он может поднять ее и унести прочь. Впрочем, об этом думает не новая Гараи. Это мысли старой, а новая отталкивает ее, отворачиваясь от бури за окном к размалеванным ширмам с картинкам гор и моря.

Новая Гараи предает все то, что было для меня так важно и свято. Она лишена ценности и смысла. Она услаждает своего господина, она склоняет голову, избегает смотреть в глаза стражам. Я ненавижу ее.

Но она умеет одно. Умеет сделать так, чтобы я жила дальше.

* * *