В свете тех страданий, которые более поздние поколения претерпели, пожиная плоды усилий дипломатов периода до Первой мировой войны, урон, причиненный Наполеоном своим современникам, выглядит не менее тяжелым, хотя и более оправданным, если судить по меркам человека его времени. Это высказывание не является попыткой обелить его репутацию солдата и правителя, потому что и на том и на другом поприще он, по сравнению с посредственностями, которые сначала победили его, а потом пришли ему на смену, проявил себя блестяще. Беглый взгляд на его фактические достижения в различных областях убедит в этом любого студента. Наполеон был человеком, от начала и до конца одержимым идеями, и эти идеи находились в прямом конфликте с людьми, занимавшими правящие посты на всей территории от Пекина до Лиссабона. Как и любой глава государства своего времени, Наполеон готовился всякий раз, когда в этом будет потребность, использовать армию в качестве средства для укрепления собственной политики, но, если только прочесть его письмо к австрийскому императору Францу, написанное с поля боя у Маренго в 1800 году, становится понятным, что он относился к военной дубине как к грубому и зачастую неэффективному инструменту[64]
. Он был не более тираном и эгоцентриком, чем русский царь, австрийский император или британские автократы, которые влили в Европу столько денег для раздувания новых войн. И уж он совсем не был таким, как испанские Бурбоны или прусские тираны, которых он сверг в 1806 году.В конце концов, Наполеон не отдавал приказа о наказании рядовых 800 плетьми за кражу провианта, после того как во время марша протяженностью 200 миль в горной местности не было выдано никакого пайка. А такие вещи были обычной практикой в британской армии. Кроме того, британский солдат Нейпир обращал наше внимание на то, что французский новобранец, сражавшийся под наполеоновскими орлами, не был лишен своей доли военной славы, чего совсем нельзя было сказать о загнанных на войну палками крестьянах, маршировавших под знаменами Блюхера, Кутузова и австрийских великих герцогов. Если Наполеон и жертвовал щедро жизнями своих солдат, то эта щедрость проявлялась только на поле боя, когда грохотали орудия, и он был уверен, что эти жертвы оправданны. Но все это ни в коей мере не относится к Дугласу Хейгу, пославшему 300 тысяч человек умирать при Пасшенделе, даже не задумавшись о том, что и самый крепкий пехотинец не прошагает десяти шагов, не увязнув по плечи в тине.
Обвинение Наполеона в дезертирстве из Сморгони абсурдно. Если императору надлежало уцелеть, если надлежало уцелеть империи, то Наполеону было необходимо возвращаться в Париж, не медля ни минуты. Штаб понимал это, и вопрос о возвращении императора не подвергался сомнению. На военном совете, состоявшемся ночью 4 декабря, Ней, Даву, Лефевр, Мюрат и принц Евгений единогласно поддержали решение императора. Как и солдаты, сумевшие дотянуть почти до Вильно, оказавшись в 40 километрах от города, они тоже знать не знали и заботиться не хотели, кто теперь будет командовать армией. Для пикаров, марбо, бургойней и ройдиров корка хлеба и глоток бренди имели сейчас намного большее значение, чем местонахождение бледного человека, спешившего в санях по Европе.
2
Вместе с Наполеоном ехали: польский переводчик Вонсович, Коленкур, бывший раньше послом в России, гофмаршал Дюрок, старый товарищ императора по военным кампаниям, его личный друг, Лефевр-Денуетт, кавалерист и старый адъютант Наполеона и генерал Мутон, чье драматическое отвоевание деревни Эсслинг во время Дунайской кампании 1809 года принесло ему титул графа Лобау[65]
.Еще вместе с императором были его любимый мамелюк Рустам и трое слуг. Отряд разместился в трех санях, одни из которых были предоставлены Наполеону и Коленкуру. Во время начальной стадии поездки их сопровождал небольшой кавалерийский эскорт, состоявший из французов, поляков и неаполитанцев.
Один раз они чудом спаслись от столкновения с казаками. В деревне Юпраная конный отряд казаков закончил грабить дома непосредственно перед прибытием французов. Казаки вскочили на коней и умчались ровно за час до того, как через деревню проехали трое саней, упустив таким образом самый большой военный трофей кампании. В Вильно был сделана короткая остановка для совещания с Маре, после чего маленькая кавалькада помчалась прямо к Неману, в сравнительно безопасное Великое герцогство Варшавское.