Ней и около 900 солдат, оставшихся от знаменитого Третьего корпуса, теперь выступали в роли арьергарда всю дорогу от Смоленска. На самом деле маршал принял командование арьергардом еще до Смоленска, когда повернул свои войска и помог Даву выйти из сражений западнее Вязьмы. Поэтому Ней имел полное право на то, чтобы кто-нибудь встал на его место. От его первоначальной команды осталась только пара дюжин солдат, но в Смоленске он получил подкрепление, а затем еще одно после того, как воссоединился с армией у Орши. Во время боев против Чичагова, на правом берегу Березины, пока основные силы переправлялись на другой берег, Ней сменил Удино на посту командира Второго корпуса, и теперь его сильно поредевший отряд состоял из французов, баварцев и швейцарцев, из солдат, которые попали на орбиту притяжения его магнетической личности и остались вместе с ним, чтобы умереть, бросив вызов казакам, с которыми они сражались до самого Немана. В одном «полку» насчитывалось четыре солдата, которые продолжали нести свое знамя с орлом.
Понимая, что нет надежды на отражение атак противника с таким небольшим количеством солдат в таком жалком состоянии, Ней попросил Виктора с его достаточно сильным отрядом остаться и занять его место. Несмотря на это, Виктор, чье личное мужество, как и мужество всех маршалов Наполеона, не вызывало сомнения, придерживался иного мнения: он решил вывести из этого ледяного ада всех солдат своего корпуса, кого мог спасти. Изменив правилам военной чести, он и его солдаты ускользнули, когда наступила ночь.
Ней поскакал вслед за Виктором и попытался заставить его изменить свое мнение, но ему это не удалось. Бросив проклятия в лицо Виктору, маршал Ней развернул коня и поскакал обратно, чтобы занять со своими верными спутниками место в конце той жалкой процессии, которая именовалась отступающей армией. Ветераны, наблюдавшие или слышавшие о перебранке у Молодечно, не были удивлены поведением Виктора и позднее. Когда империя рухнула, Бурбоны наняли его охотиться за старыми товарищами, бывшими с Наполеоном во время Ста дней[60]
.4 декабря, когда колонны достигли Сморгони, погода только ухудшилась. Бургойнь описывал этот день как самый ужасный день отступления: был сильный снегопад, стало еще холоднее, а ветер довел даже самых стойких солдат, шедших по дороге, усеянной трупами, почти до безумия. Только гвардия не теряла боевого порядка и, по словам русского наблюдателя, двигалась вперед, «как 100-пушечный корабль посреди рыбачьих лодок»[61]
. Бургойнь потерял не только свое место в колонне, но и направление движения. Вместе с небольшой группой друзей он обнаружил, что находится в нескольких милях от дороги на Вильно.Когда наступила ночь, эта группа устроила себе жалкое подобие укрытия и попыталась немного отдохнуть, но ветер вновь задул, и все их укрытие было унесено. Сержант провел ночь, сидя на ранце Большого Жана, который, переправившись через Березину, пошел обратно, чтобы найти своего брата. Бургойнь вывернул ранец, чтобы выяснить, есть ли в его содержимом что-нибудь ценное, и обнаружил завязанное в шейный платок небольшое количество овсяной муки, смешанной с рожью. Наверное, эта находка вместе с жалкой провизией, которую ему удалось купить днем раньше, помогли сержанту пережить трудности наступившей ночи. Позднее неподалеку от того места, где Удино приподнялся на своих носилках, чтобы разрядить пистолет в атаковавших казаков, Бургойнь заключил сделку с еврейкой, согласившейся поменять некоторое количество кружева на бутылку отвратительного джина и маленькую овальную головку сыра.
Он разделил джин вместе с сержант-майором и другим гвардейцем, и все трое захмелели, после чего принялись важно расхаживать по покрытой льдом дороге и свалились лицом в глубокую канаву, откуда их вытащила проходившая мимо группа вестфальцев.
За щепетильным капитаном Ройдиром продолжал наблюдать сержант-майор, но после удачной переправы через реку моральные устои капитана дали трещину, и он с легким стыдом вспоминает, что стал вором. «Фогель и я украли немного хлеба и медную кастрюлю», — писал он, добавляя в качестве оправдания: «Непреодолимая нужда! Мы поступили как все остальные!»
В Сморгони, приблизительно в 40 милях от Вильно, командование армией сменилось. Рано утром 5 декабря Наполеон, в сопровождении нескольких товарищей на трех санях, наконец-то отправился в Париж. То небольшое чувство сплоченности, которое он распространял вокруг себя, исчезло вместе с ним. С этого момента в душе каждого солдата не было иной цели, чем спасение самого себя. Для всех, кроме Мишеля Нея, Великая армия перестала существовать.
Глава 9
«Я ухожу, чтобы вернуться с 300 тысячами солдат!»[62]
1