Народ Великого духа

Со стороны отца Бонифация идти и заговаривать легионеров на мир было чистейшей воды художественной самодеятельностью и авантюрой. Знал бы я об этом его намерении – запретил бы категорически. В любом случае вместо мира получилось нечто прямо противоположное, и едва священник рухнул с пилумом в груди, как я, сидя на земле перед установленным на треноге пулеметом Браунинга, указательным пальцем надавил спусковой крючок вверх (на станкачах Браунинга именно так). Пулемет отозвался яростным «трата-та-та-та» и повел строчку очереди поперек строя набегающих на меня легионеров. Руки и глаз, который алмаз, сами вспомнили, что положено делать в таком случае. Да, бывших спецназовцев не бывает и мастерство не пропьешь… Мгновение спустя на голос моего пулемета отозвались станкачи Петровича и деда Антона, а еще чуть позже – ручники Оливье и Роланда; и мы впятером, под аккомпанемент резких щелчков винтовочных выстрелов, которыми римскую сволочь приветствовали волчицы и полуафриканки, начали творить Большое Смертоубийство. Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь.

Но даже пулеметные очереди не смогли до конца остановить наступательный порыв римских легионеров. Окончательно они встали, только напоровшись на два ряда колючей проволоки, протянутой на колышках вдоль русла ручья на уровне ровно посередине голени. Видимо, реальность, данная им в ощущениях, оказалась несколько отличной от запланированного результата этой атаки, потому что те из них, что еще оставались на ногах, пока мы перезаряжали пулеметы, развернулись и бросились наутек в сторону леса. И тут от опушки раздался крик на латыни и несколько коротких очередей поверх голов.

Это вступил в дело наш засадный полк, а кричал наверняка Виктор де Легран – последний человек в нашей кампании, который хоть сколько-нибудь ботал на языке противника. И – о чудо! – пока еще боеспособные римские солдаты принялись швырять на землю щиты, копья и мечи, снимать с себя шлемы и всяческими другими способами демонстрировать нам свое расположение и дружеские намерения. При этом молодой человек среднего роста, выряженный в роскошные доспехи и шлем с пышным плюмажем, вытянул из ножен свой меч и протянул его рукоятью вперед одетому в серое слуге. А тот недолго думая взял этот меч и ткнул им пижона под кирасу – и раз, и два, и три… Пипец котенку, гадить больше не будет. Я читал, что некоторые римские полководцы, потерпев поражение, с отчаяния бросались на меч, а тех, у кого на эту операцию не хватало воли, резали слуги – и вот теперь увидел это воочию.

И, кстати, римляне на поле боя так жалостливо орут на разные голоса: «misericordiae!», «misericordiae!», «misericordiae!». Это, как я понимаю, нашкодившие представители древней цивилизации требуют, чтобы к ним отнеслись со всей возможной гуманностью. Будет им гуманность и милосердие… а также кол в голую задницу и прочие достижения цивилизации, – за отца Бонифация мы им такое устроим, что им после смерти даже ад покажется настоящим раем. Это я им обещаю!

Тот же день и час. Там же, на смертном поле боя, за ручьем Дальний.

Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня.

Когда отец Бонифаций упал, сраженный метательным копьем, у меня тут же пропало всяческое миролюбие, и огонь я открыл лишь секундой позже, чем Андрей. Стоило приподнять спусковой крючок, как пулемет загрохотал; из вскрытого цинка, установленного на специальной подставке, в приемник полезла ощетинившаяся зубами патронов матерчатая лента, а над надульником забилось яростное ярко-оранжевое пламя. Очередь стеганула по сплошной стене надвигающихся щитов, и легионеры стали падать. Зря они выставляли перед собой свои щиты – с тем же успехом они могли бы прикрываться газетками или фиговыми листами. Неудивительно, что при таком одномоментном истреблении задора у них хватило ненадолго. Не успела у меня закончиться первая лента, как они уже бежали обратно, причем с тем же энтузиазмом. А стоило Гугу и Виктору Леграну обозначить окружение короткими очередями из ручников поверх голов, как эта кодла принялась швырять оружие на землю и сдаваться. Все было кончено, горячая фаза боя не продлилась и трех минут… Как-то резко наступила тишина, прерываемая только стонами раненных.

Первыми к отцу Бонифацию, поскуливая, кинулись его волчата-послушники. Они, мокрые и дрожащие, склонились, над лежащим телом и тут же наперебой заголосили все сразу.

– Жив, жив! – переполненные счастьем, кричали они. – Скорее все сюда, наш отец и наставник жив! Зовите на помощь Марин Витальевна, зовите Люся, зовите лекарь Ли!