— Надо проконсультироваться с Самсоновым, у них была похожая ситуация. Они писали в прокуратуру и заставили Богданова обратиться в суд. Правда, проиграли. Но Шинкевич говорил, что писать надо как-то хитро, надо попросить его прислать образец. И, конечно, огласка. Креатив, как Грязнова делала в Стрешнево. Там то снеговиков лепили, то надувных уток в пруд запускали, ленточки еще вязали. Может, песню написать и мэру спеть? Есть у нас кто креативный? Не знаю. Надо еще к Ермолаеву идти, он грамотно с закупками работает, знает, как правильно их оспаривать. Я была на его семинаре у Яблока. Там было что-то про…
Марина Аркадьевна продолжила вещание в режиме радио, но я отвлеклась и негромко обратилась к Марии, которая пристально рассматривала ничем не примечательный куст снежноягодника.
— Кто все эти люди, про кого она говорит?
— Спокойно, — тихо отозвалась Мария, беззаботно махнув рукой.
Упорствуя в своем стремлении познать истину, я встала между ней и так живо интересующим ее кустом:
— Но о чем речь вообще? Я не понимаю!
— Да нормально все, — быстро шептала Мария, — обычно мы сразу натравливаем Марину Аркадьевну на чиновников и она внушает им разумное, доброе, вечное до потери ими сознания и ориентации в пространстве. Они сразу становятся значительно более податливыми и покорными…
— Но сейчас тут чиновников нет, — отметила я очевидное.
— Н-да, — с деланным замешательством Мария медленно осмотрела округу и застыла глядя куда-то вдаль.
— Так что нам делать-то? До завтра тут торчать? — не унималась я.
— Дождемся Алену, — Мария перевела взгляд в сторону главного входа в парк, — она подскажет, что делать.
Стояла удушающая жара. Высоко в лазурной пустоте неподвижно повисли величественные, ослепительно сияющие белизной облака. Пыль из-под колес КАМАЗов и выхлопы пропитали горячий воздух и делали каждый вдох омерзительным. Мы ждали минут десять, не дольше, но время тянулась как резина.
Наконец, возле главного входа в парк остановилось такси, из него выскочила пухлая, невысокая блондинка. Приметив нас, она тут же, не мешкая, но и не торопясь, прошла через ворота прямо к нам.
— Ну, и где ваши депутаты? — еще раз хорошенько осмотрев наше жидкое сборище и поздоровавшись, строго спросила она. В отличие от нас, по-летнему расслабленных и одетых непритязательно, она выглядела строго и элегантно в синем, струящемся платье.
— Тут у нас — не там у вас. Все депутаты — единорожики, — усмехнулась Мария, — На носу выборы. Они наверняка сейчас натаскивают своих гончих старушек голосовать как надо.
— Понятно, — Алена презрительно поджала губы. — Еще кого-нибудь ждем?
— Нет, — отозвалась Мария, остальные печально покачали головами.
— Тогда приступим! — Алена резко развернулась и ловко нырнула через дырку в заборе. Мы тут же последовали за ней. Ветер раздувал ее широкий, длиной до щиколоток, легкий подол. Будто Свобода, сошедшая с картины великого художника и ведущая за собой народ, она стремительно направилась к экскаватору и через мгновение отважно перегородила ему путь.
— Прекратить работы! Где главный? Зови главного! — орала Алена, энергично размахивая руками.
Из кабины вылез загорелый дядька в шортах и шлепанцах. Он стянул со спинки сидения оранжевую жилетку, накинул на себя, спустился на землю и принялся звонить по телефону, стараясь держаться подальше от подгоняющей его Алены, но и не отходить слишком от брошенной им техники.
— А что так можно? — спросила я у Марии Соловьевой. Столь неожиданный ход поразил меня своей смелостью и легкостью. Правда, я была не особо опытна в организации и проведении протестных мероприятий.
— Не думаю, что это этично, — вместо Марии подала голос Марина Аркадьевна, — но…
— Да наплевать! — перебила Псина.
— …но деваться нам сейчас некуда. Надо работы останавливать. Надо было бы привлечь кого-то более опытного, но у Алены практика тоже есть. — невозмутимо закончила Марина Аркадьевна свою мысль.
Мария Соловьева фыркнула. Крупным планом она снимала на свою камеру дядьку, разговаривающего по телефону. Тот все время норовил повернуться к ней спиной, но Мария совершенно безжалостно его преследовала.
— Что вы чувствуете, нарушая закон? — то и дело обращалась она к нему.
Марина Аркадьевна бродила по округе и фотографировала навалы щебня, песка и земли вперемешку с травой. Разломанный берег раскинулся перед нами безвольно будто бездыханная жертва насилия с выпотрошенными кишками. А я, наткнувшись на свежий труп давнего друга, в ужасе смотрела на него и не знала, что делать. Жаль, что молитвы мои возносились в пустое небо, а не валились метеоритами на головы тех, кого я проклинала.
— Надо все актировать срочно, — отвлек меня от гнетущего созерцания ровный голос Марины Аркадьевны. Она рылась в своем потрепанном туристическом рюкзаке.
— Стукнуть что ли в миграционку? — предложила Псина. Как ястреб, приметивший свою добычу, она наблюдала за рабочими в оранжевых жилетах. Тараканами они спешно расползались с места преступления. Рядом с Псиной остановилась Мария, чтобы снять их побег.