Народный совет

— Нормально, — вздохнул он на вопрос жены, которым она обычно встречала его с работы. Большего говорить не требовалось: ей никогда не были интересны подробности его службы. Безразличной тенью она скользнула вглубь дома сервировать стол к ужину. Дочка уже несколько лет жила и работала за границей. Заводить любовниц Алексей Иванович считал опасным и расточительным. Поговорить было не с кем. Он лежал в кровати без сна и смотрел в темно-серый потолок, на котором плавным калейдоскопом проступали слова из тех, что преследовали его сегодня весь день. Какая-то тонкая и звонкая струна внутри зампрефекта нервно дрожала от этого многоголосого шепота. На секунду или две ему даже померещилось, будто все вокруг: и стены, и потолок, и кровать, и жена, тихо спящая рядом, — иллюзия, а сам он все еще сидит перед слепящим монитором в темном кабинете, и фейсбучная лента ползет бесконечно, протискивается через нежную пелену сетчатки острыми иглами чужих фраз. И что же все-таки реально было Алексею Ивановичу никак не уловить. Потом пришло воспоминание, как давно, сразу после института он был отправлен по распределению на свою первую работу — инженером в районный ЖЭК. Как похожая на бархатную земляную жабу дежурная Марина Валентиновна выдала ему пухлыми, когтистыми пальчиками ключи от подвала, и они с мятым сантехником Виктором Николаевичем пошли устранять протечку в старом доме на другом конце улицы. Они брели и шутили матерно меж собой, а ветер веял свежестью недавно ушедшей грозы и мокрая улица вся светилась голубым светом прояснившегося неба. Шел Алексей Иванович, легко ступая и широко улыбаясь, по той улице, пока его мысли наконец не перетекли в дрему.

Весь следующий день зампрефекта провел как в тумане. Реальность обтекала его, рассекаемая темной, бурлящей молвой демонов-голосов, обвившейся вокруг него. «Нельзя допускать сбора листового опада с газонов…», «Из-за капитального ремонта теперь протекает в доме крыша!», «Когда же они наворуются?!», «Платные парковки дорожают, доят нас как хотят». На столе будто из воздуха материализовалась стопка ответов на обращения жителей, зампрефекта начал рассеянно подписывать все листы подряд. Мерцающим, глухим эхом удалялся от него звук каблуков секретаря. Мир двигался заторможено. Машины вокруг чуть ползли, вся улица была забита в обе стороны и грозила превратиться в одну сплошную пробку. Алексей Иванович ехал домой. Расслабляющая музыка из приемника постоянно прерывалась злобным шипением голосов о глупости градостроительной политики властей. Улица встала в ожидании зеленого сигнала светофора. Тут же в окна машин стали стучаться бабки, торгующие вязанными носками, варежками и платками. Одна из них, впрочем, заметил Алексей Иванович, осталась на тротуаре и, согнувшись в три погибели, крошила негнущимися от старости пальцами сухарь прыгавшим вокруг нее голубям. «Пернатые крысы!» — пронзительно взвизгнул голос, — «Полная антисанитария!» Загорелся зеленый, но ехать домой Алексею Ивановичу уже не хотелось. Добравшись до ближайшего переулка, он свернул в сторону сквера, благоустройство которого вызвало возмущение у местных жителей и муниципальных депутатов. «Да-да-да, — откликнулся неуловимо знакомый голос из глубины, — бордюр по документам кладут в три ряда, а плитку — в три слоя». Зампрефекта опустил взгляд и поморщился от вида плитки, уложенной под ногами. Голоса недовольно бубнили ему за ухо. Сквер был пуст, хотя вечер был теплый. МАФы не успели установить, понял Алексей Иванович, и вспомнилось ему, как студентом он с сокурсниками в практику укладывал асфальт на соседней улице. Солнце тогда горело ярко и пекло нестерпимо. Шум летнего города плавился в маслянистом воздухе над раскаленной дорогой. И веселье побеждало усталость, когда убегал он с друзьями, смеясь, по оглушительному свистку бригадира отдыхать в тенистую тишину этого сквера. С периферии сознания Алексея Ивановича веяло совсем другим, но когда-то давно привычным чувством. Зампрефекта стоял в пятне плотно-желтого света фонаря и смотрел, как ветер сдувает сухие листья с деревьев. Никак не мог он назвать или описать то ощущение, возникшее в нем от вида их легкого бега по воздуху, от шороха, с которым они падают и скребутся о землю. Будто бы весь мир обратился в засыхающее дерево, а люди были листьями, опадающими, но не сразу: есть еще время, миг, сон, порыв, — думал Алексей Иванович и, вдохнув глубоко запах осени, улетел вслед за листьями и ветром туда, откуда проистекает сама природа всего мира.

И наступила долгожданная тишина.

КАПИТАЛЬНЫЙ РЕМОНТ

Сложно назвать москвичами жителей районов, лежащих за пределами Третьего транспортного кольца — там живут непокорные измайловцы, тихие перовчане, зубастые вешняковцы и так далее. В каждом районе, будто в отдельном городке, прилепившимся к столице, царит своя атмосфера, которую можно уловить, погрузившись в его внутреннюю, скрытую от поверхностного взгляда жизнь.