Нарушаю все правила

– Я сделала себе на завтрак сырное фондю.

Сюзанна на мгновение изумленно уставилась на нее, потом усмехнулась:

– Столько сыра на завтрак! Мои искренние похвалы!

Би просияла, очень довольная собой.

– Сомневаюсь, что мой врач отнесся бы к этому так же снисходительно, проверяя у меня холестерин, однако спасибо!

– Да, бывает еда, ради которой стоит принимать статины.

Истинная правда, решила Би. И главная мировая проблема.

Женщины вновь ненадолго умолкли, и Би, до сих пор стойко игнорировавшая то, что происходило на мольберте, больше смотреть по сторонам не могла. Сюзанна наносила на холст крупные сгустки краски и размазывала кистью, придавая им конкретные очертания: поверхность озера, деревья вокруг, небо. Все это делалось с удивительной естественностью, без малейших усилий и действовало поистине гипнотически.

Би любила наблюдать, как мама пишет картины. Девочку всецело поглощали быстрые движения кисти с краской и завораживала та неземная улыбка, с какой мама всегда создавала свои произведения. Возможно, Би была тогда еще слишком юной, но она сумела постичь – совсем не по годам, – что именно в искусстве мама бывает счастливой. Она столько лет мечтала заменить собой этот источник счастья и в то же время интуитивно понимала, что для мамы это не был осознанный выбор. Быть может, потому, что Би и сама ощущала такую же врожденную тягу к творчеству – еще до того, как сумела в себе это подавить.

В безотчетном порыве, пока не стало поздно передумывать, Би протянула руку к стоявшей между ними корзине, указывая на альбомы для эскизов:

– Не возражаешь, если я попользуюсь? – спросила она, уже слыша в голове гулкую пульсацию крови.

Сюзанна вскинула брови:

– Так ты тоже художник?

– Ой, вовсе нет… – смущенно покраснела Би.

Впрочем, как бы она это ни отрицала, Би помнила те далекие времена, когда у нее хорошо получалось рисовать. Конечно же, не так хорошо, как у Сюзанны или у матери, – но вполне неплохо. Это было очень-очень давно, когда мама была жива и когда еще не оперившееся искусство девочки отцом и бабушкой уже… не поощрялось.

– Так, баловалась когда-то, много лет назад, – небрежно продолжала она. – Делала в основном карандашные наброски. И потом рисовала кое-что. По работе.

– А каков твой род занятий?

– Реклама. В колледже я училась по специальности «Графический дизайн». На стажировку попала в рекламную фирму, в отдел художественного оформления.

И долгие годы поднимаясь потихоньку по карьерной лестнице, Би следила за всеми техническими новинками, а потому разбиралась и в технологических процессах, и в художественном аспекте, что, собственно, и требовалось от нее в отделе оформления. Именно внимание к художественным деталям неизменно выделяло ее рекламные кампании среди других.

Вот только она никогда не считала графический дизайн искусством.

– Хотя… – В голове внезапно всплыло воспоминание. Нечто такое, к чему она не обращалась уже довольно давно. – Когда-то я любила рисовать поздравительные открытки ко дню рождения с забавными карикатурными персонажами. Друзьям по колледжу, коллегам по работе.

«Хотя это тоже никакое не искусство».

– Думаю, им это доставляло радость.

– Еще как доставляло. – Би усмехнулась, припомнив некоторые из своих опусов.

– Что ж, тогда милости прошу – устраивайся по-свойски, – с улыбкой предложила Сюзанна. – Там есть пара нетронутых альбомов для эскизов, а еще всевозможные карандаши, – и пастельные, и угольные, – и много всякой всячины. Покопайся сама.

От внезапно разверзшейся перед ней перспективы у Би задрожали руки, сердце припустило быстрее. Столько времени прошло с тех пор, как она просто что-то рисовала для себя, и она даже толком не понимала, зачем решила попробовать себя в этом вновь – но неожиданно ей показалось это наиважнейшим для нее делом, которое нужно выполнить именно сейчас.

Выбрав все необходимое, Би раскрыла среднего размера альбом, пролистала до ближайшей чистой страницы. Но тут же, охваченная необъяснимым испугом, его захлопнула.

И все же что-то подталкивало ее к этому, что-то несгибаемое и упорное, что было больше и сильнее ее самой – быть может, даже больше всего этого озера. То же самое, что побудило ее однажды ночью метнуть дротик в карту. И тогда, вдохнув поглубже, Би вновь распахнула перед собой альбом и устремила взгляд над водной гладью.

Как ей вообще удалось что-либо изобразить такими дрожащими руками, Би не представляла. Однако, единожды начав, она уже не могла остановиться, и в течение целого часа тишину на пирсе нарушали лишь шуршание угольного карандаша по бумаге и еле слышный шорох собольей кисточки по холсту. Их ласково пригревало весеннее солнце, птицы с праздной неспешностью описывали над ними круги, в отдалении время от времени подпрыгивала над водой блестящая рыбешка – но все это проходило мимо сознания Би.