Нарушаю все правила

И он сам был виноват, что они не встречались. Причем вовсе не потому, что в ее глазах ему хотелось казаться этаким хладнокровным и легкомысленным – дескать, «все пофиг, детка», – но потому что Остин боялся спугнуть ее своей напористостью, боялся выглядеть слишком нетерпеливым и даже отчаявшимся. Беатрис постепенно обретала почву под ногами в малознакомом городе, заводила новых друзей – и это было на самом деле очень хорошо. Очевидно было, что она до сих пор сильно злится на что-то, заставившее ее порвать с прежней жизнью, и Остину хотелось стать интересной и приятной частью ее нового существования, а не просто каким-то встречным ухарем, готовым с ней пуститься с места в карьер.

Да, они флиртовали друг с другом, и Остин был более чем уверен, что происходящее сейчас между ними сближение неизбежно – если она чувствует это взаимопритяжение хотя бы вполовину так же сильно, как он. Но ему хотелось, чтобы Беатрис сама захотела этой близости. Чтобы это произошло легко и естественно и чтобы она сама к этому стремилась. Чтобы это было не результатом его нахрапистости и не следованием навязанной программы действий.

У Остина сложилось впечатление, что из-за его возраста Беатрис вообще не воспринимает его всерьез как кавалера или потенциального партнера, и он вполне это понимал. И по такой причине счел за лучшее (или, скорее, смирился с этим) немного сбавить обороты и позволить их отношениям развиваться своим ходом. Потому что еще ни к одной женщине Остин не испытывал таких чувств и ему не хотелось по неосторожности все испортить.

Таким образом, он продолжал изображать хладнокровную невозмутимость – однако четыре дня было уже более чем достаточно! В этот вечер в «Лесорубе», как всегда, намечались линейные танцы – быть может, она согласилась бы с ним туда пойти?

Но для начала необходимо было решить вопрос с некой пропавшей диадемой.

Остин пару раз стукнул молоточком в дверь, и старушка Дженнингз в считаные мгновения приоткрыла дверь. На носу у нее сидели очки в тонкой металлической оправе, а белые седые волосы были убраны назад точно такой же заколкой, как и тогда, когда она работала на почте, а Купер был еще мальцом.

– Ну, здравствуй, Малой, – просияла миссис Дженнингз. – Прости, что доставила беспокойство. Глупо было вам звонить на самом деле.

– Ничего, ничего, миссис Дженнингз, – ободряюще улыбнулся ей Остин, старательно подавляя ненависть к своему старому прозвищу. – Вы всегда можете к нам обращаться, если вас что-то тревожит. Для того мы и существуем.

Шагнув назад, Остин дал возможность старушке открыть пошире дверь.

– Заходи, милый, – пригласила она.

Хорошенько вытерев ноги о коврик в прихожей, Купер прошел в гостиную, где в лучах вечернего солнца, пробившихся через распахнутую дверь, заблестели любовно натертые половицы.

– Присаживайся-ка вот сюда, – указала хозяйка на диван слева, – а я через секундочку приду.

Она куда-то заторопилась, и Остин предположил, что миссис Дженнингз отлучилась, чтобы порадовать его тарелочкой печенья или другой какой домашней выпечкой. И он никак не мог отказаться от угощения, не рискуя обидеть хозяйку. Потому что так у них здесь было принято. Стоило кому-то постучаться в дверь – и ему оказывали величайшее гостеприимство Восточного Колорадо. И Остин давным-давно усвоил, что полицейская служба – вторичное дело в сравнении с криденсовским радушием.

Даже если это означало, что срывались его планы в отношении Беатрис.

Сидя на диване в ожидании старушки, Остин вытащил из кармана брюк блокнот и ручку, чтобы сразу записать все детали происшествия. Как и весь остальной дом, гостиная была чистой и опрятной и содержалась в безукоризненном порядке. Слегка попахивало дезинфицирующими средствами и полиролем для мебели. И притом выглядело все предельно скромно. Ничего дорогого или вычурного. Никакой показухи. Как тут, черт подери, могла затесаться какая-то диадема, Остин не мог даже представить.

Миссис Дженнингз была совсем не того типа особой, чтобы украшаться диадемой. Как, впрочем, и все прочие дамы Криденса.

– Я ужасно неловко себя чувствую, – послышался голос хозяйки откуда-то из кухни, – но мне самой это больше не по силам.

Остин настороженно нахмурился. Что именно ей больше не по силам?

– Я обещала Сесилу, что возьму на попечение его Принцессу, но побитые цветочные горшки были уже последней каплей.

– Сесил – это тот, что жил тут по соседству?

Старик Сесил Грейнджер преставился с месяц назад.

– Он самый, – подтвердила миссис Дженнингз. – Просто когда он умирал, то так сильно переживал насчет своей Принцессы, что я не смогла ему отказать.

«Принцесса? Не с ней ли как-то связана история с диадемой?»

– Но после такой неудачи с диадемой…

«Ага! Наконец-то ближе к делу».

– Принцессе это очень не понравилось, – продолжала из другой комнаты старушка, – и сегодня утром она перекрушила мне дома все горшки с цветами. И это стало для меня последней каплей. Я была в полнейшем отчаянии и потому позвонила в полицию. И Арло мне сказал, что ты заглянешь и решишь вопрос.