Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Единственной жертвой русских стало судно-ловушка «Германн» (9-узловый пароход-угольщик постройки 1901 г. грузовместимостью 2030 брт, вооруженный четырьмя 105-мм пушками) под командованием капитан-лейтенанта резерва К. Хофмана, которое следовало позади конвоя, имитируя, как и подобает «Q-ship», отставший транспорт. Из-за слабой подготовки наспех сколоченного экипажа — этот поход был для «Германна» первым[819] германский корабль не смог оказать никакого сопротивления, и в течение часа «Новик», «Победитель» и «Гром» беспрепятственно расстреливали неприятеля.

Первыми же залпами русских эсминцев был разбит мостик «Германна» и уничтожены средства управления рулем, выведены из строя три орудия, перебит главный паропровод. Средняя часть судна заполнилась дымом и паром. Командир и артиллерийский офицер с частью команды, отрезанные пожаром в носовой части, на шлюпке покинули корабль, «гибель которого казалась им неизбежной в ближайшее время». Часть экипажа, оставшаяся в корме без командиров («первый офицер» корабля обер-лейтенант резерва Хайнрих погиб), была бессильна справиться с распространяющимся огнем. Немецким морякам удалось спустить вторую уцелевшую шлюпку, многие держались в воде на обломках.

Пароход, трюмы которого специально для подобных случаев были заполнены пустыми бочками, осел носом, но не тонул, и восточным ветром его относило к шхерам шведского побережья. Начальник минной дивизии приказал «Новику» добить корабль противника торпедами. Но первая мина Уайтхеда, выпущенная с дистанции около кабельтова, прошла, вероятно, под целью, а вторая попала в борт неприятельского судна, но не взорвалась (специальная вертушка взводила ударник в боевое положение только после прохождения торпедой полутора кабельтовых). Так как на флагманском эсминце оставалось всего четыре торпеды, А. В. Колчак приказал взорвать пароход командиру «Грома» (по свидетельству Г. К. Графа, начальник дивизии посчитал, что на «Новике» «мины не в порядке»[820]).

Однако капитан 1 ранга Н. Д. Тырков и его подчиненные также выпустили две торпеды буквально в упор, и обе вновь не взорвались, хотя попали в цель. Только после этого «Гром» отошел кабельтовых на восемь и третьей миной подорвал неподвижное и агонизирующее судно. Получив торпедное попадание в среднюю часть корпуса, «Германн» начал медленно крениться и погружаться кормой. В это время на германском корабле начали взрываться патронные погреба, и «Новик» был буквально засыпан обломками поверженного неприятеля. Только приблизительно через четверть часа пылающий и сотрясаемый взрывами пароход затонул.

«Новик» оказался среди немецких моряков, которые, по свидетельству офицера русского эсминца, «плавали вокруг нас на различных обломках, разбитых шлюпках и просто в воде, неистово взывая о помощи». С помощью сброшенных за борт концов на борт флагманского эсминца были подняты девять членов экипажа «Германна», после чего миноносцы поспешили на соединение с силами прикрытия, так как А. В. Колчак получил сообщение П. Л. Трухачева о том, что «в этом районе находится неприятельская подлодка и какие-то суда вышли на выручку каравана»

[821].

Впрочем, существует точка зрения, согласно которой отказ начальника минной дивизии от спасения всех моряков «Германна» был связан с особенностями психотипа А. В. Колчака. Сослуживцы Александра Васильевича не раз обращали внимание на «совершенно неприличное состояние нервов» (А. А. Сакович)[822], «бешеную вспыльчивость» (В. К. Пилкин)[823]

, «взвинченность», «резкость, а подчас и грубость» (С. Н. Сомов)[824] будущего верховного правителя, а также на его «жестокое обращение с командой» в бытность младшим офицером. «С годами, продвигаясь по службе, Колчаку пришлось занимать посты, где уже не приходилось «брататься», но репутация жестокости прилипла в Колчаку… Из песни слова не выкинешь, и Колчак не поднял, после потопления неприятеля, плававших и цеплявшихся за его миноносец немцев. «Crime de guerre?»[825] Правда, была опасность от подводных лодок и надо было скорей уходить», — писал впоследствии контр-адмирал В. К. Пилкин[826].