Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Вместе с тем, при планировании и проведении авиационного удара командованием флота и «маневренной» группы были допущены некоторые просчеты. Прежде всего, выявились негативные последствия отсутствия ответственного должностного лица, руководящего действиями авиации. Начальник «маневренной» группы, находившийся на линкоре в 30 — 40 милях от района подъема и последующего приема авиации, мог осуществлять лишь самое общее руководство. Функции командиров авиатранспортов ограничивались доставкой самолетов в точку тактического развертывания. Лейтенант Е. Е. Коведяев, замещавший начальника авиации Черноморского флота старшего лейтенанта И. И. Стаховского и находившийся, предположительно, на борту «Императора Александра I», лишь отдал приказ на спуск самолетов начальникам авиаотрядов, которые в дальнейшем действовали самостоятельно[1095]. Причем начальник 1-ro корабельного отряда лейтенант Р. Ф. фон Эссен, первым поднявшись в воздух, утратил возможность управления подчиненными ему самолетами

[1096].

Кроме того, не была организована предварительная разведка объекта удара, в результате чего шрапнельный огонь неприятельской артиллерии стал для авиаторов неожиданностью. Это обстоятельство, наряду с не вполне четким распределением запасных целей и невозможностью координировать действия аэропланов в воздухе, привело к тому, что действия самолетов, не обнаруживших главную цель (грузовое судно), имели импровизированный характер.

Существенным недостатком следует признать и пренебрежение выявлением результатом удара. В 14.30 24 января (6 февраля) вице-адмирал П. И. Новицкий направил к Зунгулдаку эсминцы «Заветный» и «Завидный» для установления результатов авианалета и уничтожения транспорта, останься он на плаву, однако вскоре (вероятно, из опасения оставить линкор «Императрица Мария» без противолодочного охранения) отозвал миноносцы.

Наконец, трудно признать достаточным наряд сил, назначенных для противолодочного охранения авиатранспортов, практически лишенных возможности маневрировать во время спуска и подъема самолетов. Очевидно, что решение оставить при «гидрокрейсерах» лишь два эсминца было чревато опасными последствиями, особенно с учетом факта обнаружения германской подводной лодки предыдущей парой «блокирующих» миноносцев двумя днями ранее. Вообще, противодействие со стороны подводных сил противника заставило наше командование обратить более пристальное внимание на проблему противолодочного обеспечения сил, оперирующих у побережья «угольного» района. Так, в донесении капитана 1 ранга князя В. В. Трубецкого указывалось, в частности, на необходимость учета подводной угрозы при назначении маршрутов маневрирования не только тяжелых кораблей, но и эсминцев — «устранить постоянный шаблон в прокладке, возможно ежедневно разнообразить ее»[1097]

.

Что касается действий российских подводных лодок, то в начале 1916 г. таковые, как было сказано выше, носили ограниченный характер. До начала февраля зафиксировано лишь два выхода на неприятельские коммуникации, совершенных подводными лодками «Тюлень» (с 10 (23) декабря по 21 декабря (3 января)) и «Нерпа» (с 1 (14) по 13 (26) января). Если «Тюлень» (старший лейтенант М. А. Китицын) действовал в предпроливной зоне, то подводная лодка «Нерпа» (старший лейтенант М. В. Марков) была направлена к побережью Гераклии в период, когда действия надводных сил там были приостановлены из-за отвлечения эсминцев к берегам Восточной Анатолии.

Эти походы, не давшие существенных результатов в истреблении грузового тоннажа (обе лодки уничтожили по одному маломерному паруснику[1098]), подтолкнули командование к апробации нового способа решения проблемы оперативного взаимодействия надводных и подводных сил. Основной сложностью оставались ограниченные возможности лодочных средств радиосвязи, не позволявшие командованию оповещать оперирующие у неприятельского побережья подводные лодки об изменениях обстановки, равно как и применять их для ведения оперативной разведки. Дальность действия «беспроволочного телеграфа» подводных лодок не превышала 80 — 100 миль, следовательно, для передачи сообщения о выходе неприятельских кораблей в Черное море лодке требовалось покрыть две трети пути от устья Босфора до Севастополя, не говоря уже о том, что выход в эфир был возможен только из надводного положения после установки громоздкой антенны.