Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Напомним, что Швеция в качестве потенциального союзника Германии фигурировала во всех предвоенных оперативных планах морских сил Балтийского моря начиная с 1906 г., при этом российское командование полагало военно-морской потенциал шведов важным фактором обстановки на театре[701]. Опасения по поводу участия шведских вооруженных сил во враждебной коалиции вполне разделялись и «сухопутными» генштабистами. Вероятно, в Санкт-Петербурге были осведомлены о состоявшихся летом — осенью 1910 г. консультациях между начальником германского генштаба Х. фон Мольтке и его шведским коллегой К. Бильдтом. Инициатором контактов выступила германская сторона. Немцы попытались вовлечь Стокгольм в свою военную орбиту, использовав в качестве предлога полученные германским военным агентом сведения о строительстве русскими железной дороги от столицы до финляндского порта Ваза (Вааса) и истолковав этот факт как свидетельство агрессивных намерений Петербурга в отношении Швеции. Любопытно, что в ходе переговоров Х. фон Мольтке счел возможным ввести своих потенциальных союзников в заблуждение относительно германских стратегических планов. Начальник германского генштаба, «забыв» о существовании «плана Шлиффена», обрисовал шведам перспективы войны на одном фронте — между Центральными державами и Россией — и предложил К. Бильдту принять участие в походе на Петербург высадкой десантов на Аландских островах и в Финляндии. Рассудительные шведы воздержались от подписания военной конвенции, однако выразили «принципиальное единодушие» с Германией по многим ключевым военно-политическим вопросам[702].

Поэтому вполне естественно, что в «Записке о силах и вероятных планах наших западных противников», составленной в отделе генерал-квартирмейстера ГУГШ в апреле 1914 г., указывалось: «Швеция — хотя до сего времени и уклоняется от заключения союзного договора с Германией, однако приходится считаться с возможным выступлением ее против России, на что указывает ее недружелюбие, проявляемое в последнее время по отношению к нам»[703]. Операторы генштаба признавали весьма вероятным участие шведских войск в десантной операции противника на побережье Финского залива, учитывалась и вероятность самостоятельной высадки шведами десанта с целью «захвата западного побережья Финляндии

»[704].

На этом фоне в первые месяцы войны устойчивость нейтралитета Швеции, который не был инкорпорирован ни в одно из международных соглашений, не был обеспечен гарантиями держав и имел целый ряд других специфических черт[705], представлялась российскому военно-политическому руководству далеко не очевидной. Так, в декабре 1914 г. военно-морской агент в Швеции, Норвегии и Дании капитан 2 ранга В. А. Сташевский сообщал из Стокгольма: «

Военная партия Швеции, пользуясь печатью, постепенно выигрывает почву, и к апрелю война более чем вероятна»[706]. О «неопределенном отношении Швеции к нам в настоящее время

» писал и адмирал И. К. Григорович в письме министру иностранных дел 19 декабря 1914 г. (1 января 1915 г.)[707]. Известно, что и сами немцы характеризовали шведский нейтралитет как «благожелательный и даже прогерманский»[708]. Характерно, что уже в августе 1914 г. германский генштаб просил статс-секретаря по иностранным делам Г. фон Ягова настаивать на мобилизации шведских вооруженных сил с последующим демонстративным сосредоточением войск вблизи границы с Россией[709].