Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

В ноябре германцы еще раз озвучили «аландский вопрос» на сей раз устами принца Макса Баденского, кузена шведской королевы Виктории[714]. Целью его миссии являлась подготовка военной конвенции, предусматривавшей наступление шведских войск, усиленных германским армейским корпусом, на Петроград. Однако ни король Густав V, ни премьер-министр Я. Хаммаршельд, ни министр иностранных дел не сочли предложенные Берлином компенсации достаточными для того, чтобы пожертвовать преимуществами нейтрального статуса и ввязаться в войну с Россией, а значит и с Англией, нападения которой в Стокгольме особенно опасались. Сыграло свою роль и категорическое неприятие шведским генштабом требования Берлина о подчинении в случае войны шведской армии германскому верховному командованию и, более того, включении шведских дивизий в состав германских корпусов

[715].

К исходу 1915 г. германское руководство окончательно убедилось в решимости шведов сохранить свой нейтралитет. Да и в самом Берлине все громче звучали голоса политиков, считающих, что Швеция полезнее для Германии в качестве благожелательного нейтрала и экономического партнера, нежели в качестве союзника. Лишним подтверждением прогерманского характера нейтралитета шведов стало последовавшее в декабре 1915 г. запрещение иностранным (читай — английским) подводным лодкам заходить в свое территориальное море, лишившее британцев возможности наращивать группировку подводных сил на Балтике.

Военное же командование Второго рейха и ранее с некоторым скептицизмом оценивало способность немногочисленной шведской армии (по штатам военного времени — около 100 тыс. человек[716]) вести длительные и широкомасштабные военные действия. Как явствует из официального германского описания балтийских кампаний 1916–1918 гг., на реальную военную помощь шведов при высадке на Аландские острова немцы не рассчитывали

[717]. 14 (27) сентября 1916 г. первый генерал-квартирмейстер кайзеровской главной квартиры генерал Э. Людендорф в разговоре с известным шведским прогерманским публицистом С. Хедином заметил, что вступление Швеции в войну уже не имеет военного значения[718]

. Поэтому весьма вероятно, что инициативы Берлина имели не столько военный, сколько политический характер и преследовали цель поддержать в шведах враждебность по отношению к России. Однако в Петрограде и Могилеве полагали совершенно неуместным лишний раз «нервировать» нейтральных соседей и с особым вниманием относились к неприкосновенности нейтралитета Швеции.

Со своей стороны российская ставка оставила главную задачу Балтийского флота без изменений: не допустить прорыва германских морских сил в восточную часть Финского залива, т. е. обеспечить безопасность морских подступов к столице. Ядро линейных сил по-прежнему предписывалось беречь для сражения на центральной минно-артиллерийской позиции, за пределами которой разрешалось применять только крейсера, эскадренные миноносцы, подводные лодки и минные заградители с прикрытием в виде полубригады старых линейных кораблей. Одновременно флоту предписывалось удерживать в своих руках Моонзунд, не допускать проникновения неприятельских морских сил в Рижский залив и по мере формирования або-аландской позиции мешать действиям противника в Ботническом заливе[719].