Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Кроме того, события августа 1915 г. лишили В. А. Канина иллюзий относительно решимости великобританского флота в нужный момент оказать помощь русским союзникам активными действиями в Северном море: просьба Петрограда «принять какие-либо… меры, облегчающие давление немцев на Ригу», осталась тогда без последствий. Весной 1916 г. наше командование получило еще одну возможность убедиться в том, что на помощь англичан в тяжелую годину рассчитывать не приходится. В начале апреля российский морской министр, имея в виду возможность активизации неприятеля вследствие «крайне выходных немцам условий льда в Рижском заливе», обратился к своему британскому коллеге с просьбой о «самых энергичных демонстрациях» английского флота в Северном море, Скагерраке и Каттегате для «

отвлечения внимания противника на запад»[775]. Однако первый лорд адмиралтейства А. Бальфур, адресуясь к И. К. Григоровичу 18 (31) марта 1916 г., уклонился от обещания провести «эффективную военную демонстрацию», аргументировав свой отказ нежеланием «подыгрывать противнику

» («to play enemy's game») и подвергать Гранд Флит ударам подводных лодок и миноносцев неприятеля в его «защищенных водах»[776]. Вообще, в кампанию 1916 г. явно обозначилось снижение интереса англичан к Балтийскому театру: окончательно похоронив «балтийский проект» Дж. Фишера и сняв с повестки дня вопрос о форсировании крупными силами Датских проливов и высадке десанта на побережье Померании

[777], британское адмиралтейство ограничилось присылкой на Балтику четырех малых подводных лодок.

Таким образом, при новых попытках германского Флота открытого моря оказать массированное давление на Балтике (возможность этого, напомним, никогда не сбрасывалась со счетов ни российской ставкой, ни командованием Балтфлота), В. А. Канину приходилось рассчитывать только на собственные силы, что, очевидно, стало еще одной причиной его «чрезмерной» осторожности.

Однако немцы, особенно после Ютландского сражения 18–19 мая (31 мая— 1 июня) 1916 г., не помышляли об активных действиях на Балтике, ограничившись постановкой своим морским силам оборонительных задач. В меморандуме командующего силами Балтийского моря от 24 марта (6 апреля) 1916 г. задачи эти формулировались следующим образом: «1) предотвратить энергичное выступление русских военно-морских сил, 2) оградить нашу торговлю от больших потерь, 3) не допустить прорыва английских подводных лодок в Балтийское море»[778]

.

Принц Генрих настаивал на возможно более продолжительном пребывании в западной части Балтики соединений Флота открытого моря и полагал необходимым постоянно держать в Балтийском море линейный крейсер «Фон дер Танн», два старых линейных корабля («Брауншвейг» и «Эльзас»), броненосный крейсер «Роон», три флотилии миноносцев, два дивизиона тральщиков, двенадцать подводных лодок. В случае невозможности перевода на Балтику «Фон дер Танна», способного противостоять русским крейсерам, главком требовал передать в его распоряжение шесть малых крейсеров, из них четыре новых (со 150-мм артиллерией). Однако начальник Адмирал-штаба адмирал Х. фон Хольцендорф, хотя и понимал обоснованность требований балтийского командования, смог удовлетворить лишь малую их часть. Новых крупных кораблей принц Генрих не получил вовсе, к единственному исправному малому крейсеру («Аугсбург») прибавились еще два («Кольберг» и «Страсбург»), в третьей флотилии миноносцев было отказано, количество подводных лодок ограничилось пятью (из них один подводных минный заградитель)[779]. К этому остается добавить, что «Роон» в 1916 г. был выведен из первой линии, а «Брауншвейг» и «Эльзас» имели экипажи сокращенного состава и могли быть использованы только для обороны Либавы.

Х. фон Хольцендорф