Ибо чувствовалъ Сайлесъ Веггъ, что не заснуть ему въ этотъ вечерь, если онъ сперва не послоняется передъ домомъ мистера Боффина въ качеств его злого генія. Могущество (только не могущество ума и добродтели) всегда является величайшей приманкой для низшихъ натуръ, и уже одна угроза бездушному фасаду дома, въ которомъ жила ненавистная семья, одно сознаніе своей власти сбросить крышу этого дома, какъ крышу карточнаго домика, было такимъ удовольствіемъ, отъ котораго не могъ отказаться Сайлесъ Веггъ.
Покуда онъ, въ своемъ злорадномъ торжеств, ковылялъ передъ домомъ по противоположному тротуару, къ дому подкатила карета хозяевъ.
„Скоро теб будетъ капутъ“, сказалъ Веггъ, грозя карет картонкой. „Скоро потускнетъ твой лакъ“.
Мистрисъ Боффинъ вышла изъ кареты и вошла въ домъ.
„Смотрите, не споткнитесь, миледи мусорщица, а то ужъ больше не встанете“, проворчалъ Веггъ ей вслдъ.
Изъ кареты выпрыгнула Белла и побжала слдомъ за мистрисъ Боффинъ.
„Какъ мы проворны!“, сказалъ Веггъ. „Не такъ-то весело, однако, побжимъ мы въ свой старый убогій домишко, моя милая барышня. А все-таки придется отправляться туда“.
Немного погодя изъ дома вышелъ секретарь.
„Меня обошли изъ-за тебя“, сказалъ Веггъ. „А все же не мшало бы теб поискать другого мстечка, молодой человкъ“.
Тнь мистера Боффина послдовательно выступала на шторахъ трехъ большихъ оконъ (онъ видимо прохаживался по комнат своей обычной рысцой) и снова промелькнула въ обратномъ порядк, когда онъ возвращался назадъ.
„А-а, и ты тутъ, пріятель!“, прошиплъ Веггъ. „Говори: гд бутылка? Охъ, какъ охотно ты обмнялъ бы ее на мою шкатулку, мусорщикъ!“.
Отведя такимъ образомъ передъ сномъ свою душу, мистеръ Веггъ отправился домой. Такъ велика была жадность этого негодяя, что мысли его очень скоро перескочили черезъ половину, дв трети и три четверти и остановились на захват всего. „А впрочемъ нтъ, тутъ что-то не выходитъ“, соображалъ онъ, остывая по мр ходьбы. „Вдь тогда ему не будетъ никакого разсчета насъ закупать, и мы останемся не при чемъ“.
Мы такъ привыкли судить о другихъ по себ, что мистеру Веггу до этой минуты и въ голову не приходило, что мусорщикъ, можетъ быть, и не пожелаетъ „насъ закупать“, а предпочтетъ остаться честнымъ человкомъ и стать бднякомъ. Теперь отъ этой мысли его даже кинуло въ дрожь, но впрочемъ ненадолго, потому что мысль была праздная и сейчасъ же ушла, какъ пришла.
„Нтъ, нтъ, онъ слишкомъ привязался къ деньгамъ“, успокоилъ себя мистеръ Веггъ: „слишкомъ деньгу полюбилъ“.
По мр того, какъ онъ ковылялъ по тротуару, эти слова превращались въ напвъ, и всю дорогу до самаго дома онъ подстукивалъ имъ въ тактъ по камнямъ мостовой — piano здоровой ногой и forte деревяшкой: „Нтъ, нтъ, онъ слишкомъ привязался къ деньгамъ, онъ слишкомъ деньгу полюбилъ“.
Сайлесъ услаждалъ себя этою сладкозвучною псенкой даже и на другой день, когда, поднятый съ постели на разсвт стукомъ въ калитку, онъ отперъ ворота и впустилъ во дворъ длинный обозъ телгъ, явившихся свозить маленькую мусорную кучу. И цлый Божій день, пока онъ зорко наблюдалъ за этой медленной процедурой, общавшей продлиться много дней и даже недль, маршируя въ отдаленіи (во избжаніе опасности задохнуться отъ пыли) на небольшой, плотно убитой площадк и не спуская глазъ съ копальщиковъ, мистеръ Веггъ продолжалъ напвать и выстукивать въ тактъ: „Онъ слишкомъ привязался къ деньгамъ, слишкомъ деньгу полюбилъ“.
XVIII
Конецъ долгаго странствія
Цлый день отъ зари до зари двигались къ павильону и отъ павильона ряды телгъ съ лошадьми, не оставляя или почти не оставляя сколько-нибудь замтныхъ слдовъ своей работы въ смысл уменьшенія мусорныхъ кучъ, и все-таки, по мр того, какъ дни проходили, мусорныя кучи понемногу таяли. Милорды и джентльмены, высокочтимые члены благотворительныхъ комитетовъ, — вы, нагромоздившіе цлую гору мусора промаховъ вашей безсмысленной, никому не нужной работой, — пора вамъ снять ваши высокочтимые фраки и приняться за свозку вашего мусора, приняться вплотную, приложить силу всхъ королевскихъ лошадей и всхъ королевскихъ людей къ этой работ, а не то обрушится гора и погребетъ васъ заживо подъ собою.