Наш общий друг. Часть 2

Но въ ея неразвитомъ ум было мсто и не для такихъ мрачныхъ мыслей. Могутъ ли богатые люди и дти ихъ, живущія въ этихъ хоромахъ, — могутъ ли они, глядя на нее, понять, что значитъ чувствовать голодъ и холодъ? Встрчаясь съ ней, дивятся ли на нее, какъ она дивится на нихъ? Да благословитъ Господь милыхъ, смющихся малютокъ! Если бъ они увидли мертваго Джонни у нея на рукахъ, заплакали ли бы они отъ жалости? Еслибъ они увидли мертваго Джонни въ больничной кроватк, поняли ли бы они, что онъ умеръ и никогда не оживетъ? Но все равно, — ради Джонни, спаси, Господи, и сохрани всхъ дтей!

Т же мысли, т же вопросы и передъ боле скромными домиками маленькихъ улицъ, гд огонь каминовъ все ярче играетъ на окнахъ по мр того, какъ сгущаются сумерки. Бываетъ, правда, въ тотъ часъ, когда обитатели этихъ домиковъ запираются на ночь, — бываетъ, что въ голову взбредетъ шальная, горькая мысль, не жестоко ли съ ихъ стороны, что они закрываютъ ставни и гасятъ огни?

Т же мысли и передъ освщенными окнами магазиновъ; т же догадки на тему о томъ, чмъ заняты въ эту минуту хозяева: похоже на то, что они пьютъ чай въ задней комнат,- вотъ отчего на улицу, вмст съ отблескомъ пылающаго камина, доносится запахъ поджаренныхъ гренковъ.

Т же мысли, т же догадки и передъ оградой кладбища у опустлой дороги на пути къ ночлегу. «Охъ, Боже! Только мертвымъ хорошо въ такую темень и въ такую погоду. Зато какъ счастливы т, кто сидитъ теперь дома, въ тепл…» Но добрая душа никому не завидовала: чувство злобы было ей незнакомо.

Только по мр того, какъ слабло ея старое тло, старая ненависть въ ней крпла и росла, находя въ ея скитаніяхъ гораздо боле подкрпляющей пищи, чмъ сама она. Порой глазамъ ея представлялось позорное зрлище какого-нибудь несчастнаго отверженца, или цлыхъ группъ жалкихъ оборванцевъ того или другого пола, а то и обоихъ половъ вмст, съ такими же оборванными ребятишками между ними, сжавшимися въ комокъ, какъ какія-нибудь гнусныя наскомыя, и цпенющими отъ холода гд-нибудь на ступенькахъ крыльца, между тмъ какъ безсовстные агенты общественной благотворительности старались извести ихъ изморомъ и такимъ образомъ избавиться отъ нихъ. Иногда она встрчалась съ какою-нибудь бдной, но приличнаго вида женщиной, какъ она сама, бредущею пшкомъ за нсколько миль, чтобы навстить своего больного родственника или друга, запрятаннаго благотворителями въ огромный, какъ казарма, блый рабочій домъ, отстоящій Богъ знаетъ на какое разстояніе отъ его прежняго жилища, а по своимъ удобствамъ для больныхъ бдняковъ — столу, помщенію и призору — оставляющій далеко за собой всякое карательное заведеніе. Иной разъ ей случалось слышать, какъ читали газеты. Тогда она узнавала, какъ казенные благотворители въ своихъ недльныхъ отчетахъ упрощеннымъ способомъ раздлываются съ умершими за этотъ срокъ отъ голода и холода единицами, проставляя ихъ въ особой граф, какъ полушки. Обо всемъ этомъ ей приводилось слышать такіе разговоры, какихъ мы съ вами, милорды и джентльмены, досточтимые члены благотворительныхъ комитетовъ, наврное, никогда не слыхали, и отъ всего этого она летла прочь на крыльяхъ отчаянія.

И это не фигура рчи. Старуха Бетти Гигденъ, несмотря ни на какую усталость, несмотря на боль въ ногахъ, стремительно срывалась съ мста и убгала всякій разъ, какъ только у нея являлась хоть тнь опасенія попасть въ руки благотворителей.

Два случая содйствовали укрпленію ея закоренлой ненависти къ нимъ.

Однажды (это было въ базарный день въ одномъ изъ базарныхъ мстечекъ) она сидла на скамь у гостиницы, разложивъ передъ собой небольшой выборъ своего товара, какъ вдругъ на нее нашло обмираніе, котораго она всегда боялась, — нашло съ такою силой, что все окружающее исчезло у нея изъ глазъ. Когда сознаніе вернулось, она увидла, что лежитъ на земл, что ей поддерживаетъ голову какая-то женщина, и что вокругъ нихъ собралась большая толпа.

— Получше ли вамъ, бабушка? — спросила женщина. Можете вы встать?

— А что со мной было? — спросила въ свою очередь Бетти.

— Вамъ было дурно, — въ род какъ обморокъ, — отвчали ей. — Вы не то, чтобы бились, бабушка, а просто лежали безъ чувствъ, совсмъ какъ мертвецъ.

— Ахъ, это опять обмираніе, — вздохнула Бетти. — Да. Со мной это бываетъ.

— Прошло ли теперь?

— Прошло, — сказала Бетти. — Теперь мн лучше будетъ. Спасибо вамъ, родные. Когда состаритесь, другіе сдлаютъ для васъ то же, что вы сейчасъ для меня.

Женщины помогли ей встать, но она еще не держалась на ногахъ, и он усадили ее на скамейку.

— Голова кружится и ноги какъ-то отяжелли, — проговорила старуха, безсильно опуская голову на грудь одной изъ женщинъ. — Черезъ минутку все пройдетъ… Ну вотъ, кажется и прошло.

— Спросите-ка ее, есть ли у нея родня, — сказалъ одинъ изъ фермеровъ, которые передъ тмъ сидли за обдомъ въ гостиниц и теперь вышли на шумъ голосовъ.

— Есть у васъ родственники, бабушка? — обратилась къ Бетти поддерживавшая ее женщина.