Наш общий друг. Часть 2

— Ахъ, хозяинъ, хозяинъ! Я всегда боялась попеченій прихода, всю свою жизнь бгала отъ нихъ, и хочу умереть независимой, — съ чувствомъ отвтила Бетти.

— Я ужъ, право, не знаю, хорошо ли будетъ, если я васъ отпущу, — проговорилъ хозяинъ нершительно. — Я честный человкъ, снискиваю хлбъ свой въ пот лица и, пожалуй, наживу хлопотъ, если отпущу васъ въ такомъ вид. Я ужъ разъ попалъ въ бду, клянусь Богомъ, и сталъ умне съ той поры. На васъ можетъ опять найти обмираніе за полмили отсюда, а то и за восьмую мили — какъ знать? — а потомъ и спросятъ: «Зачмъ, дескать, этотъ честный смотритель отпустилъ ее, а не представилъ, какъ оно слдовало, въ приходъ? Ужъ этого меньше всего можно было ожидать отъ такого добросовстнаго человка», станутъ, чего добраго, говорить, — продолжалъ этотъ плутъ, ловко затронувъ ея больное мсто: — «Онъ долженъ былъ доставить ее прямо въ приходъ, — вотъ что онъ долженъ былъ сдлать, какъ честный человкъ».

Покуда, разсуждая такимъ образомъ, онъ стоялъ въ дверяхъ, загораживая выходъ, бдная старуха, измученная болзнью и страхомъ, вдругъ всплеснула руками и, заливаясь слезами, взмолилась, какъ въ предсмертной мук:

— Я ужъ вамъ сказала, хозяинъ, что у меня есть добрые друзья. Вотъ письмо: изъ него вы увидите, что я сказала правду. Они отблагодарятъ васъ за меня.

Смотритель шлюза развернулъ письмо съ важнымъ видомъ. Нa лиц его не произошло никакой перемны, пока онъ разглядывалъ его, но перемна могла бы произойти, если бъ онъ умлъ прочитать, что тамъ было написано.

— А что, если я спросилъ бы васъ, тетенька, — заговорилъ онъ съ разсяннымъ видомъ, — какую сумму мелкой монетой вы не сочли бы слишкомъ крупной для себя?

Торопливо опроставъ свой карманъ, Бетти выложила на столъ вс свои деньги: шиллингъ, два шестипенсовика и нсколько пенсовъ.

— Такъ вотъ, если я отпущу васъ теперь, вмсто того чтобы препроводить въ приходъ, — продолжали смотритель, пересчитавъ деньги глазами, — не соблаговолите ли вы оставить мн что-нибудь изъ вашихъ капиталовъ?

— Берите все, хозяинъ. Все берите! Я съ радостью отдамъ вамъ эти деньги и буду вспоминать васъ съ благодарностью.

— Я честный человкъ, — сказалъ смотритель, возвращая ей письмо и опуская въ карманъ ея деньги: — въ пот лица снискиваю пропитаніе (тутъ онъ утеръ себ лобъ рукавомъ, какъ будто послдняя часть его скромныхъ заработковъ была добыта особенно тяжелымъ трудомъ) и не хочу становиться вамъ поперекъ дороги. Идите, куда знаете.

Она вышла изъ дому, какъ только онъ посторонился, чтобы пропустить ее, и ея нетвердыя ноги опять зашагали. Но, боясь вернуться назадъ и боясь идти впередъ, и видя въ зарев фонарей раскинувшагося передъ нею городка то самое, отъ чего она убгала, и въ смутномъ ужас ощущая за собой присутствіе того же, какъ будто оно набрасывалось на нее изъ каждаго камня мостовой городка и гналось за ней по пятамъ, — она торопливо свернула съ большой дороги, пустилась по проселкамъ и скоро сбилась съ пути. Въ ту ночь она спаслась отъ добраго самарянина въ его новой акредитованной форм,- спаслась подъ стогомъ сна, и если бы (пожалуй, объ этомъ стоить подумать, братья христіане) — если бы въ эту печальную ночь вышереченный самарянинъ прошелъ мимо нея по другую сторону стога, не замтивъ ея, она благоговйно возблагодарила бы Господа за избавленіе.

Утро застало ее опять на ногахъ, быстро слабющею въ смысл ясности мыслей, но не въ смысл твердости ршеній. Понимая, что силы покидаютъ ее и что борьба ея жизни подходить къ концу, она не могла обсудить, какъ ей вернуться къ своимъ покровителямъ, не могла даже додуматься до этой идеи. Всепожирающій страхъ передъ рабочимъ домомъ и рождаемая имъ гордая ршимость умереть неуниженною — таковы были два раздльныя впечатлнія въ ея слабющемъ разсудк. Поддерживаемая однимъ лишь сознаніемъ, что надо побдить въ этой долгой борьб всей ея жизни, она шла впередъ.

И вотъ, насталъ часъ, когда нужды сей мизерной жизни перестали существовать для нея. Она не могла бы проглотить ни капли пищи, будь для нея накрытъ въ сосднемъ пол роскошнйшій столъ.

День былъ холодный и дождливый, но она не замчала ни холода, ни дождя. Она ползла, бдняжка, какъ преступникъ, боящійся, чтобъ его не схватили, и не чувствовала почти ничего, кром страха свалиться на дорог днемъ и быть захваченной живою. Она не боялась пережить еще ночь.

Деньги на похороны, зашитыя въ лиф платья, были цлы. Если она протянетъ еще день, а потомъ ляжетъ и умретъ подъ покровомъ ночной тьмы, — она умретъ независимою. Если ее найдутъ раньше, то деньги у нея отберутъ, какъ у нищей, не имющей права на нихъ, и отведутъ ее въ проклятый рабочій домъ. Если же ей посчастливится во-время умереть, на груди у нея найдутъ письмо съ деньгами, и, когда его доставятъ ея добрымъ друзьямъ, они скажутъ: «Она дорожила нашимъ письмомъ, наша старушка Бетти, дорожила, пока жива была, не опозорила его, не дала ему попасть въ руки тхъ, кого она такъ ненавидла и боялась».