Наш общий друг. Часть 2

Разсужденіе въ высшей степени нелогическое, нелпое, непродуманное разсужденіе. Но путники въ долин смерти не склонны продумывать свои мысли, а доживающіе вкъ старые люди низшихъ классовъ мыслятъ вообще такъ же скудно, какъ и живутъ, и, безъ сомннія, оцнили бы наши законы о бдныхъ съ боле философской точки зрнія, имй они тысячъ по десяти годового дохода.

Держась окольныхъ дорогъ и избгая встрчъ, наша безпокойная старушка Бетти шла, крадучись, въ теченіе долгаго, тяжкаго дня. И все же настолько не походила она на обыкновенныхъ бродягъ, что минутами, когда день началъ наконецъ склоняться къ вечеру, въ глазахъ ея загорался яркій огонь и слабое сердце начинало биться сильне, какъ будто она говорила въ экстаз: «Господь проведетъ меня по моему пути».

Какія невидимыя руки вели ее по этому пути бгства отъ добраго самарянина, какіе замогильные голоса окликали ее, какъ ей казалось, что умершее дитя снова покоится у нея на рукахъ, и какъ она несчетное число разъ поправляла на себ шаль, чтобы лучше согрть ему ножки, какія разнообразныя формы башенъ, крышъ и колоколенъ принимали деревья, какъ за нею скакали безчисленные всадники съ крикомъ: «Вотъ она! Стой! Стой, Бетти Гигденъ!» и какъ они расплывались въ воздух, настигнувъ ее, — все это останется неразсказаннымъ.

Шагая все впередъ и прячась отъ людей, прячась отъ людей и шагая, бдная, беззащитная женщина, словно убійца, преслдуемый всмъ околоткомъ, скоротала кое-какъ этотъ день и дождалась ночи.

«Кажется, заливные луга или что-то въ этомъ род», бормотала она минутами на ходу, когда поднимала голову и замчала что-нибудь изъ окружавшихъ ее реальныхъ предметовъ. Вотъ, въ темнот передъ ней поднялось какое-то большое зданіе со множествомъ освщенныхъ оконъ. Изъ высокой грубы, стоявшей за домомъ, шелъ дымъ, а гд-то въ сторон шумло водяное колесо. Между нею и домомъ лежала площадь воды, въ которой отражались освщенныя окна. Кругомъ тянулись рядами деревья.

«Смиренно благодарю Всесильнаго и Преславнаго Бога за то, что я дошла до конца моего странствія», сказала Бетти Гигденъ, воздвъ къ небу свои изсохшія руки.

Она пробралась къ стволу одного изъ деревьевъ, откуда, въ промежутки между стволовъ и втвей, ей были видны освщенныя окна, реальныя и отраженныя въ вод. Она поставила свою чистенькую корзинку, опустилась на землю и прислонилась къ стволу. Ей это напомнило подножіе креста, и она поручила себя Тому, Кто умеръ на немъ. У нея хватило силъ расправить на груди письмо такимъ образомъ, чтобы всякій сразу могъ замтить, что тамъ лежитъ бумага. Силъ ея хватило только на это, и когда это было сдлано, он покинули ее.

«Здсь я въ безопасности», думала она, теряя сознаніе. «Меня найдетъ мертвою у подножія креста кто-нибудь изъ такихъ же бдняковъ, какъ я, — кто-нибудь изъ рабочихъ, трудящихся вонъ тамъ, гд огни… Вотъ я ужъ не вижу освщенныхъ оконъ, но они свтятся — я знаю… Благодарю за все».

* * *

Мракъ разсялся, и надъ ней наклоняется чье-то лицо.

— Кто это? Неужели красивая леди?

— Не разберу, что вы говорите. Постойте: выпейте капельку вотъ этого… Дайте, я васъ подержу. Это водка. Я бгала за ней. Вамъ показалось, что я долго ходила?

Да, это лицо женщины, красивое лицо, отненное густыми темными волосами, — встревоженное, милое лицо женщины, молодой и прекрасной. «Но вдь на земл уже ничто не существуетъ для меня: должно быть, это ангелъ».

— Давно я умерла?

— Не понимаю, что вы говорите. Проглотите еще каплю, — вотъ такъ. Я очень торопилась и никого не привела съ собой: боялась, что умрете, если увидите новыхъ людей.

— Я умерла?

— Я не могу разобрать, что вы сказали. У васъ голосъ такъ ослаблъ, что ничего невозможно разслышать. А вы, — вы слышите меня?

— Да.

— Сейчасъ я возвращалась съ работы (я была въ ночной смн эту ночь). Я проходила вотъ тутъ по тропинк, услышала стонъ и нашла васъ.

— Съ какой работы, дорогая?

— Вы спрашиваете, съ какой работы? — Съ писчебумажной фабрики.

— Гд это?

— Ваши глаза обращены къ небу, и вы не можете видть ее. Она совсмъ близко отсюда… Видите вы мое лицо? Вотъ, я наклоняюсь надъ вами.

— Вижу.

— Приподнять васъ?

— Нтъ, не сейчасъ.

— Положить вамъ руку подъ голову? Я это сдлаю осторожно, вы и не почувствуете.

— Нтъ, подождите… Бумага… письмо.

— Письмо? У васъ на груди?

— Благослови васъ Господь!

Она читаетъ письмо съ изумленіемъ, и съ новымъ выраженіемъ жалости и участія смотритъ на неподвижное лицо, подл котораго стоитъ на колняхъ.

— Мн эти имена знакомы. Я часто слышала ихъ.

— Вы отошлете письмо, моя дорогая?

— Не могу разобрать… Позвольте, я опять смочу вамъ лобъ и губы. Ахъ, бдная вы моя! (Это было сказано сквозь обильно текущія слезы.) О чемъ вы спрашиваете? Постойте: я наклонюсь поближе.

— Вы отошлете письмо?

— Тому, кто писалъ его? Да? Вы этого хотите? — Отошлю непремнно.

— Никому другому не отдадите?

— Нтъ, не отдамъ.

— Во имя старости, которая и къ вамъ придетъ съ годами, во имя смертнаго вашего часа, — общайте, моя дорогая, что никому не отдадите письма кром писавшаго его.

— Не отдамъ, — даю вамъ торжественное слово.