Наш общий друг. Часть 2

Собранная Богомъ дтская семья спала не вся, но въ палат царила полная тишина. Легкіе женскіе шаги и доброе, свжее женское лицо безшумно скользили отъ постельки къ постельк. Отъ времени до времени, при мягкомъ свт ночника, то тутъ, то тамъ съ подушки подымалась дтская головка, принимала поцлуй отъ шедшей мимо доброй женщины — эти маленькіе страдальцы умютъ любить, — и потомъ, послушная увщаніямъ, снова укладывалась на покой. Мальчикъ со сломанной ногой метался и стоналъ; но вотъ онъ повернулся лицомъ къ постельк Джонни, чтобы подкрпить себя видомъ ковчега, и посл этого сладко заснулъ. Надъ многими кроватками игрушки стояли все въ тхъ же группахъ, какъ ихъ оставили ихъ владльцы, ложась спать, и, можетъ быть, служили теперь предметами дтскихъ грезъ.

Докторъ тоже зашелъ взглянуть на Джонни. Стоя рядомъ, они съ Роксмитомъ смотрли на него съ искренней жалостью.

— Чего теб, Джонни? — спросилъ Роксмитъ, поддерживая рукою бднаго ребенка, сдлавшаго усиліе приподняться.

— Ему! — прошепталъ малютка. — Этихъ!

Докторъ умлъ понимать дтей и, взявъ лошадку, ковчегъ, желтую птичку и офицера съ кроватки Джонни, поставилъ ихъ надъ кроваткой его ближайшаго сосда, мальчика со сломанной ногой.

Съ усталой, но довольной улыбкой, и съ такимъ движеніемъ, какъ будто онъ расправлялъ свое худенькое тльце на покой, ребенокъ вытянулся на поддерживавшей его рук и, касаясь лица Роксмита своими холодющими губами, сказалъ:

— Поцлуй красивую леди.

Завщавъ такимъ образомъ все, чмъ онъ могъ располагать, и устроивъ свои дла въ здшнемъ мір, Джонни на этихъ словахъ покинулъ его.

X

Наслдникъ

Его преподобіе Фрэнкъ Мильвей былъ человкъ скромный. Онъ замчалъ много сорныхъ травъ и плевелъ въ виноградник, въ которомъ трудился, но не провозглашалъ себя по этому случаю мудрымъ и добродтельнымъ мужемъ. Личный опытъ приводилъ его лишь къ тому заключенію, что чмъ больше онъ будетъ знать въ предлахъ человческаго разумнія, тмъ легче будетъ ему представить себ всевдніе Творца.

Поэтому, когда его преподобію Фрэнку пришлось читать надъ маленькимъ Джонни святыя слова, благотворно умилявшія безчисленныя сердца и въ боле трагическихъ случаяхъ, онъ исполнилъ это съ искреннимъ соболзнованіемъ и смиреніемъ души. Читая эти слова надъ прахомъ Джонни, онъ думалъ о своихъ шестерыхъ ребятишкахъ, но безъ малйшей тни ропота на свою бдность, и читалъ со слезами на глазахъ. Грустнымъ взглядомъ смотрли онъ и его умная маленькая жена въ дтскую могилку, и грустные пошли домой рука объ руку.

Въ высоко-аристократическомъ дом горевали, а въ павильон радовались. Мистеръ Веггъ разсуждалъ: ужъ если имъ тамъ, въ дом, нуженъ сирота, такъ разв самъ онъ не сирота? Можно ли и пожелать лучшаго сироту? Скажите на милость, зачмъ вамъ таскаться по всмъ кустамъ Брентфорда и отыскивать тамъ какихъ-то сиротъ, которые не имютъ на васъ никакихъ правъ и ничего не принесли вамъ въ жертву, когда у васъ готовый сирота подъ рукой, да притомъ еще такой сирота, который, ради вашей пользы, отказался и отъ миссъ Элизабетъ, и отъ мистера Джорджа, и отъ тетушки Дженъ, и отъ дядюшки Паркера.

Мистеръ Веггъ весело усмхнулся, когда до него дошло извстіе о Джонни. Одинъ очевидецъ, котораго пока не будемъ называть, даже божился впослдствіи, что Веггъ, при этомъ извстіи откинувъ въ бокъ свою деревяшку на балетный манеръ, исполнилъ въ уединеніи павильона замысловатый пируэтъ на здоровой ног.

Обращеніе мистера Роксмита съ мистрисъ Боффинъ походило скоре на обращеніе сына съ любимой матерью, чмъ на обращеніе секретаря съ женой принципала. Оно неизмнно отличалось сдержаннымъ, но искреннимъ уваженіемъ, которое, повидимому, возникло съ перваго же дня знакомства. То, что было смшного или страннаго въ костюмахъ мистрисъ Боффинъ и въ ея манерахъ, нисколько не поражало его. Случалось, что на лиц его появлялось смющееся выраженіе, когда онъ на нее смотрлъ, но это было скоре выраженіе восхищенія передъ ея добродушіемъ и ея дтской простотой: такое чувство могло бы одинаково естественно выразиться улыбкой и слезами. Искренность и глубину своего сочувствія ея желанію взять на воспитаніе маленькаго Джона Гармона онъ доказывалъ каждымъ своимъ поступкомъ, каждымъ словомъ, и теперь, когда это желаніе не сбылось, онъ относился къ нему съ какою-то бережной нжностью, такъ что добрая женщина не находила словъ, чтобы поблагодарить его.

— А я то все благодарю васъ, мистеръ Роксмитъ, — сказала какъ-то мистрисъ Боффинъ. — Можетъ быть, я вамъ надола? Но вдь это я отъ души. Вы любите дтей?

— Кто жъ ихъ не любитъ?

— Должны бы вс любить, но не вс мы длаемъ то, что бы слдовало. Вдь правда?

Роксмитъ отвтилъ:

— Зато нкоторые выкупаютъ грхи остальныхъ. Мистеръ Боффинъ говорилъ мн, что вы всегда любили дтей.

— Ничуть не больше, чмъ онъ самъ. Но ужъ у него такая привычка: онъ все хорошее приписываетъ мн… Что это, вы какой-то грустный мистеръ Роксмитъ?

— Въ самомъ дл?

— Мн кажется… У васъ были братья и сестры?

Онъ покачалъ головой.

— Вы, стало быть, были единственнымъ сыномъ въ семь?

— Нтъ, былъ еще одинъ ребенокъ. Онъ давно умеръ.

— А ваши родители живы?

— Тоже умерли.