Наследник пепельной собаки

— Ой, да это же хозяин станции! — догадалась Ежевика. — Дедушка, дедушка барсук, пусти нас к себе!

— Вот еще, стану я пускать всякую мелочь! Да и не барсук я вовсе, а енот. Впрочем, так уж и быть, помогу я вам… но только советом. — Воспрянувшие, было, духом щенки снова понурились. — Вот что, дети мои: запомните: когда дело идет о твоей жизни, все приемы хороши. И потому… задери на нее лапу, малыш!

Ход был беспроигрышный. Сильный запах собачьего «послания» несомненно собьет хердеров с толку, и они помчатся за Ежевикой, которая им совсем не нужна — и ничего они ей не сделают.

Но… Если бы собаки могли краснеть, то Родя стал бы похожим на вареного рака. Мало того, что ему предлагали поднять лапу на живое существо, хуже того — на подружку, самое ужасное заключалось в том, что он… еще и не умел этого делать, а, как все щенки, просто приседал. Совсем как девчонка.

— Я не умею… — пристыженно прошептал он.

А тем временем злое ворчание и противный запах из пастей хердеров все приближались, и все тише слышалось рычание сражающегося Алекса. Выхода не было. Родя изо всех сил уперся тремя лапами в землю, опираясь боком на стенку лабиринта, и уже совсем готов был пустить струю… как вдруг со стороны леса послышалось что-то невообразимое.

Глава одиннадцатая

В плену у поющей стаи

Это был даже не шум, не рев, а казалось, будто бурлит вода в гигантском котле. И через несколько секунд этот поток обрушился на дерущегося с последним хердером Алекса, на Ежевику, на Родю, и на их неистовых преследователей.

Что стало с ними, Родя даже не успел понять, потому что его самого словно подхватило мощной волной и понесло вперед.

Он мчался что есть духу и только спустя некоторое время сумел понять, что несется в своре крупных пегих псов. Они бежали ураганом, и каждый пел свою песню на свой, особенный лад.

Кто звенел гитарой, кто заливался фортепьяно, кто ревел, как труба, а кто-то резал уши скрипкой.

Лапы Роди, и без того уже сбитые, теперь оказались совсем изранены и кровоточили. Он бежал только из гордости да еще потому, что сзади на него напирал огромный пес с луженой глоткой.

— Го-го-го! Ту-ту-ту! Варом варите, ребятки! — иногда взвывал он, и свора снова ускоряла бег.

Наконец, они вынеслись в длинную ложбину и разом остановились. Родя рухнул во влажную траву и вытянул лапы. Все казалось сном, да он и действительно мгновенно уснул, не в силах ни о чем думать. Ему снилась мама Виа Вита, которая ласково лизала ему нос и глаза, убирая попавшую на прогулке пыль.

Но пробуждение оказалось совсем не таким приятным.

Вокруг стояло семь пегих собак во главе с тем самым крикуном, что подгонял его. За ними в самых разных позах сидело и лежало еще несметное количество псов. Как заметил Родя, все они, хотя и были чем-то похожи, имели разную окраску и размеры.

— Ну, что, проснулся, легаш? — ощерил острые клыки вожак. — Эк мы тебя заполевали — чисто красного зверя.

«Это он опять, наверное, на каком-то своем языке говорит, — вздохнул про себя Родя. — Только один научишься понимать, тебе раз — и другой подсовывают! И как мне теперь с ними разговаривать?»

Впрочем, хотя новые знакомцы выглядели и угрожающе, вели себя мирно, не то, что хердеры. К тому же, они тоже явно были охотничьи, что вселяло в Родю надежду на мирный разговор.

— Я — ирландский сеттер Рёдмиран Ибсен, — начал он, осмелев.

— Мой отец Честер фон Бреннеке, сын Патуа фон Малепартуса…

— Да замолчи ты со своими малепартусами, — оборвал его вожак. — Будь проще, парень. Ты не на выставке. У нас, гончих, все куда обыкновенней. Я, например, Шумило. А это Бушуй, а эти — Гром, Запевка… да ладно, всю нашу братию не перечислишь.

«Какие странные имена», — подумал Родя, однако вежливо хакнул в ответ.

— А я…

Но вожак опередил его.

— Короче, будешь зваться Сёмкой. И хлеб свой будешь отрабатывать честно.

— Какой хлеб? — Удивился Родя. — Я хлеб не ем, мне мама всегда говорила, что для собаки хлеб ужасно вредно…

— Ты, парень, видно, не понимаешь, что не у мамки под грядкой, а в плену, — вмешался в разговор Бушуй, одноглазый и полуседой пес. — Тут порядки — не как там у вас в Хундограде. Вы, городские, совсем разбаловались. У нас на деревне все проще. Мы тебя заполевали, и потому будешь нам теперь служить разведчиком.

— Разведчиком?

— А то как! Нюх у вас, легашей, тонкий. Волка, говорят, за три версты чуете, вот нам и послужишь. Будешь лису, волка да рысь приискивать. И, смотри мне, не врать! — При одной мысли о рыси Роде стало не по себе, но он постарался не подать вида. — А ходить с тобой будет вот эта выжловка, Задорка. Чтоб не сбежал ненароком.

Родя покосился, но вид ладной Задорки с длинными и рыжими, как у него самого ушами, успокоил его.

— Всем устраиваться на ночь! — протрубил Шумило, и огромная свора послушно завозилась, выбирая место и положение поудобней.

— А как называется ваша деревня? — осторожно спросил Родя у прилегшей рядом выжловки.

— Хундендорф, — зло гавкнула она и отвернулась.